От Беддарида в сторону Куртезона (селения винодельческого региона Шатонёф-дю-Пап) качусь по проселочной дороге. Январский прозрачный воздух струится над отдыхающими полями, ободряет редкие тракторы, продирающиеся по глине, акварелью обрисовывает вросшие в землю каменные абмары. Вот замелькали хороводы виноградных лоз, и вскоре среди них выросли открытые ворота, без забора и намека на вывеску. Только по имени на почтовом ящике, Julien Mus, убеждаюсь, что мне сюда, сворачиваю, и колеса смачно хрустят гравием.
На первый взгляд всё здесь кажется диковатым, непричесанным, будто застигнутым врасплох в бесшабашном творческом процессе. Но если присмотреться, структура и логика всё яснее проступают из арт-хаоса. Это дорога для техники – сюда не поворачиваю; тут собаки за ограждением – туда не иду; свежевывороченные камни ограждают плоскую площадку – здесь паркуюсь; а местные машины сгрудились около маленького, чисто выбеленного здания, и в нем единственная дверь с прозрачным стеклом – стучусь и вхожу. Да, это и есть бюро артиста, мастера свободного жанра, оно же дегустационный зал, переговорная и кабинет бухгалтера, о чем несложно догадаться, бегло окинув взглядом пространство. Белые стены без декораций выделяют роскошный, явно дизайнерский стол из толстого черного металла, на котором, как в композиции Рембрандта «Ночной дозор», в строгом беспорядке застыли два десятка изящных темных бутылок, с этикетками и без.
Из двери в стене позади стола выныривает невысокий мужчина и сразу же производит впечатление то ли фокусника, то ли кукловода, потому что одет он во всё черное. Поначалу замечаешь только его голову: гладко выбритое лицо, аккуратная стрижка на седоватых кудрявых волосах и этакий искристый прищур зеленых глаз.
«Бонжур. – Смущенный взгляд заметался по сторонам в поисках укромного места: о, вот несколько стульев у окна в пол. – Располагайтесь». Предупреждал меня мой знакомый кавист, у которого я в первый раз попробовала вино от Жюльена: «Он простой человек, вино делать мастер, а вот говорить про это…» И правда, чтобы услышать Жюльена и понять его вино, нужно отправиться вместе с ним в его «среду обитания», любимую лабораторию и площадку для экспериментов – его винный погреб. Мы обязательно заглянем туда немного позже.
Винный домен – с одного гектара
Семья потомственных крестьян из Куртезона, как и все другие в округе, испокон веков занималась на этой земле «понемножечку всем» – и злаками, и оливами, и виноградом, не без разведения овечек и коз, ибо не было раньше у селян такой узкой специализации, как ныне. Вино делали здесь и сотни лет назад, но в основном для себя, любимых, да с друзьями поделиться, а излишки продавали прямо бочкой. Только после Второй мировой войны уклад потихоньку начал меняться. «Мои дед, отец и дядя стали сажать всё больше виноградников, но сами вино не делали, а продавали урожай соседнему кооперативу». Так поступали многие, это была эпоха зарождения индивидуальности и наращивания ноу-хау «кооперативных вин» прованской Долины Роны.
Поработав в семейном хозяйстве, 25-летний Жюльен захотел углубиться в винную тему, узнать иные винодельческие истории, разведать жизнь другого региона, и отправился он учиться в Бургундию, в университет Бонна на два года. Честный крестьянский сын, с детства он уже имел отличное представление о работе на земле, о винограде как сельхозкультуре, но вот всё, что касается погребов, оставалось для него полной загадкой. Что там на самом деле происходит? Как можно управлять этим процессом и можно ли вообще? Кто кому диктует правила: он винограду или виноград ему? Именно эта мистическая «химия» больше всего привлекала и пугала Жюльена. Изнутри он увидел погреба только в Бонне, и там, конечно же, свои правила апелласьона и своя специфика.
В 2005-м вернулся он окрыленным, с горячим желанием делать вино самостоятельно, а не в кооперативе. Земель у его семьи было много, и любимый дедушка выделил внуку один гектар как раз в апелласьоне Шатонёф-дю-Пап. Рос тогда на нем виноград сорта Гренаш, общепризнанный король апелласьона. Деда уже нет, а вот его Гренаш до сих пор жив-здоров и с каждым годом становится всё ценнее.
Что такое один гектар, много это или мало? Если мерять в бутылках, то разливается он примерно на четыре тысячи бутылок в год. Вполне себе хорошее начало. Но чтобы что-то разлить, надо сначала что-то вырастить и из него что-то сотворить. Все эксперименты молодого Жюльена начались с этого дедушкиного подарка. Сейчас его вотчина – четыре гектара в апелласьоне Шатонёф-дю-Пап, четыре – в Кот-дю-Рон и еще десяток рядом, на другой стороне дороги, что относятся к IGP.
Парадокс апелласьона Шатонёф-дю-Пап