Виолетта

После тринадцати дней бесплодного ожидания появилась Яима верхом на муле. Знахарка-индианка, которую время щадило многие десятилетия, в конце концов поддалась его безжалостному напору. Я не видела ее со дня похорон тетушки Пилар и, честно сказать, думала, что она умерла, но, несмотря на облик тысячелетней ведьмы, она оставалась такой же сильной и в ясном уме, как и всегда. Она знала меня еще девочкой-подростком, но никогда не проявляла ко мне ни малейшего интереса, вот почему я удивилась, когда она заявила, что у нее для меня сообщение, которое перевела Факунда, потому что испанский Яимы был таким же ущербным, как и мое знание ее языка.

— Фучана, большого друга, забрали солдаты.

Факунда упала на колени и зарыдала, я же думала только о сыне.

— Фучан ехал с другим мужчиной, молодым. Что с ним случилось, Яима? — набросилась я на знахарку.

— Фучана мы видели. Другого не видели. Будет церемония для Фучана. Мы скажем.

Это означало, что индейцы считали Торито мертвым.

Если Торито был один, он наверняка шел обратным путем, а это означало, что мой сын мог убежать. Я ни на мгновение не допускала мысли, что этот добряк выполнил свое обещание ни в коем случае не позволить военным взять Хуана Мартина живым. Надо было спасать Торито, и единственное, что пришло мне в голову, — обратиться к Хулиану. Благодаря своим связям он наверняка мог выяснить его судьбу и судьбу нашего сына. Мы боялись, что телефоны прослушиваются и за каждым гражданином установлена слежка, что, разумеется, было маловероятно, но никто не осмеливался проверять, насколько преувеличены эти слухи. У меня выбора не было.

Хулиан жил в Майами и не имел постоянного места жительства в нашей стране; приезжая, он останавливался в столице или Сакраменто, всегда в одних и тех же отелях. Я позвонила в оба отеля с науэльского телефона-автомата — даже по прошествии стольких лет телефона на ферме по-прежнему не было и оставила сообщение, что вечером попробую позвонить еще раз.

— Ты хочешь меня предупредить о крестинах Камило? Крестным будет его дядюшка, я угадал? — спросил меня Хулиан прежде, чем я успела произнести хоть слово.

— Угу… — ответила я, сбитая с толку.

— А как поживает дядюшка?

— Я не знаю. Ты можешь приехать?

— Я буду завтра в отеле «Бавария», у меня там встреча. Заодно загляну к тебе.

Этот нелепый диалог подтвердил размах творившегося вокруг насилия, о чем предупреждал Хуан Мартин. Если даже Хулиан не чувствовал себя в безопасности, что говорить о других. Оппозиционная пропаганда в течение трех лет предсказывала террор коммунистической диктатуры; теперь мы испытывали террор диктатуры правой. Хунта объявила, что это временные, но бессрочные меры, так будет до тех пор, пока на родине не восстановят христианские и западные ценности. Я тешила себя иллюзией, что у нашей страны самые прочные демократические традиции на всем континенте, что мы — пример гражданского общества, что скоро состоятся выборы и демократия вернется. Тогда сможет вернуться и Хуан Мартин.

Хулиан убеждал меня, что ничего не смог выяснить о судьбе Торито, но я ему не верила; у него имелись связи в высших эшелонах власти, достаточно было сделать один телефонный звонок, чтобы узнать, кто его арестовал — полиция, органы безопасности или военные — и где он сейчас. Наверняка он тоже мечтал спасти Торито, хотя бы для того, чтобы расспросить о судьбе нашего сына. Я с ума сходила, постоянно перебирая в голове различные способы, которыми мог умереть Хуан Мартин.

— Вечно ты думаешь о худшем, Виолета. Скорее всего, он танцует танго где-нибудь в Буэнос-Айресе, — пошутил Хулиан.

Насмешливый тон, которым он обсуждал судьбу сына, укрепил мои подозрения, что он что-то знает и скрывает. В тот миг я его возненавидела.

Ждать новостей на ферме было бесполезно. Я простилась с Факундой, которая стала номинальной владелицей Санта-Клары и отвечала за то немногое, что оставалось на ферме, и вернулась в Сакраменто. В последний момент Факунда попросила меня забрать с собой ее внучку Этель-вину: в этом медвежьем углу ее ожидают лишь каторжный труд, нищета и страдания.

— Она поможет вам вырастить Камило. Ей не нужно много платить, главное, научите ее всему, чему сможете, она хочет учиться, — сказала Факунда.

С тех пор, Камило, по моим подсчетам, миновало сорок семь лет. Я никогда не думала, что Этельвина станет для меня важнее, чем оба мужа и прочие мужчины, которые когда-либо меня любили.

Хосе Антонио ждал меня в Сакраменто, впереди у нас было полно работы, предстояло спасать то, что у нас осталось. Военная хунта тщательно расследовала наше сотрудничество с бывшим правительством, заморозив контракт с «Моим собственным домом». Несколько раз нас вызывал полковник и допрашивал у себя в кабинете, как преступников, но в конце концов нас оставили в покое. Мы много потеряли, вложив средства в оборудование и материалы для строительства жилья в рекордно короткие сроки, но имелись у нас и другие проекты. Не могу жаловаться, у меня никогда не было недостатка в деньгах, моя работа приносила хорошую прибыль.