Виолетта

Этельвина управляла домом практически самостоятельно, поскольку меня на домашние дела никогда не хватало; она вела повседневные расходы и присматривала за двумя служанками, от которых требовала ходить в униформе, Запоминала рецепты из кулинарных шоу по телевизору и готовила лучше любого шеф-повара. Мисс Тейлор научила ее старомодной утонченности, ныне давно забытой, которую переняла в семнадцать лет у своей покровительницы, вдовы из Лондона. Поскольку лакея в ливрее, как в мыльных операх, у нас не было, Этельвина вводила в обиход дворцовые ритуалы. «Зачем держать изысканную посуду, если ею нельзя пользоваться?» — приговаривала она, зажигая свечи в канделябрах и ставя на стол по три бокала перед каждым едоком. Ты, дорогой, научился орудовать ножом для масла и щипцами для крабов раньше, чем завязывать шнурки.

Возраст меня нисколько не тяготил. Я приближалась к шестидесяти, но чувствовала себя такой же сильной и активной, как в тридцать. Я зарабатывала более чем достаточно, чтобы прокормить семью и откладывать, не убивая себя работой; играла в теннис, чтобы поддерживать себя в форме, но без энтузиазма, потому что желание лупить ракеткой по мячу казалось мне диковатым, у меня была активная общественная жизнь, а иногда случались и романтические истории, которые волновали меня несколько дней, а затем я о них бесследно забывала. Моей тогдашней любовью был Рой Купер, но нас разделяли тысячи километров.

По-своему Хулиан очень любил тебя, Камило. Ему с тобой было скучно, и я его за это не виню, потому что дети — это ужасная морока, но если терпения ему не хватало, энтузиазма было хоть отбавляй. Он преподносил тебе королевские подарки, которые вызывали недоумение у тебя и хаос в доме. Он научил тебя всему, что терпеть не мог его сын Хуан Мартин: обращению с оружием, стрельбе из лука, боксу и верховой езде, но его раздражало, что ты не преуспел ни в одном из этих начинаний. Он купил тебе лошадь, которая в итоге перекочевала на ферму к Фа-кунде и мирно паслась в поле, вместо того чтобы прыгать через препятствия и участвовать в скачках на ипподроме.

Однажды ты обмолвился, что хотел бы завести собаку, и дедушка принес тебе щенка. Вскоре щенок превратился в большого черного зверя, который наводил ужас на других жильцов нашего дома, несмотря на свое добродушие. Я имею в виду Криспина, добермана-пинчера, который был твоим питомцем и спал с тобой рядом, пока я не отправила тебя в Сан-Игнасио.

20

Четыре года я ничего не знала о Хуане Мартине, но потихоньку, чтобы не привлекать к себе внимания, наводила справки. Его имя все еще фигурировало в черном списке; его разыскивали, и это давало надежду на то, что он по-прежнему жив. Как саркастически заметил Хулиан, какое-то время он действительно жил в Аргентине, но не танцевал танго, а занимался журналистикой, и заработка едва хватало, чтобы свести концы с концами. Он писал статьи для различных печатных изданий, подписывался псевдонимом, добыл себе поддельный паспорт и рассылал новости о диктатуре и сопротивлении в нашей стране в Европу, в первую очередь в Германию, где интересовались Латинской Америкой и сочувствовали тысячам прибывших оттуда изгнанников.

Он мог бы написать и мне, хотя бы сообщить, что жив, но он этого не сделал. Единственное объяснение этому ужасному молчанию, из-за которого я тысячу раз успела с ним попрощаться, уверенная, что он погиб на горном перевале или позже, заключалось в его нежелании сообщать отцу, где он находится.

Он вращался к кругу журналистов, художников и интеллектуалов, разделявших его идеи. Среди них была хрупкая, бледная, черноглазая и черноволосая Фаня Гальперин, дочь евреев, переживших Холокост, с лицом мадонны эпохи Возрождения. Глядя на эту девушку, игравшую на скрипке в симфоническом оркестре, никто бы не догадался, какой страстной революционеркой она была. Ее брат принадлежал к монтонерос, партизанской организации, которую жаждали уничтожить военные. Для Хуана Мартина эта девушка значила очень много. Он преследовал ее с упорством первой романтической любви, но она ухитрялась отвергать его ухаживания, в то же время сохраняя его любовь.