Виртуальный детектив

Наконец показался и наш причал. Выйдя на пеленг приметного створа и сделав крутой разворот, мы отдали якорь и ошвартовались к причалу кормой, подобрали якорь-цепь, подали сходню, подключились к береговому электропитанию. Механик остановил главный двигатель, а я, осмотрев судно и дав необходимые указания, пошёл докладывать диспетчеру о выполнении плана выхода. Было ровно 24.00, начинались следующие сутки, суббота.

Сойдя на берег, я в шутку спросил вахтенного по причалу, почему нас никто не встречает и где машина. Он удивлённо пожал плечами. «Наверное, ничего не знает», – подумал я и, не продолжая разговор, направился в рубку вахтенного звонить диспетчеру.

Доложив всё, как было, я, конечно, спросил, будет ли нас кто-нибудь освидетельствовать на предмет трезвости, на что он ответил, что это не его дело и он заниматься нами не будет. Кроме того сказал, что после окончания рабочего дня ни он, ни дежурный по части никого найти не смогли, почему к нам и не прибыл представитель.

А затем я выслушал распоряжение дежурного по части:

– В субботу к 8.00 капитану и помощнику капитана прибыть в управление части к врио командира, а в понедельник к 8.00 – всему экипажу.

– А сейчас всем добро! – закончил диспетчер металлическим голосом.

«Значит, знал!» – остро кольнуло в груди, когда я клал трубку. Знал и не прибыл сам на место ЧП по моей неоднократной настойчивой просьбе, не прислал представителя с полномочиями разобраться с конфликтующими сторонами, справедливо установив виновность и ответственность каждого, как это принято, ведь оба подразделения – и судно, и склад – находятся у него в подчинении! Как это понимать? Это тем более странно, что не так часто мы заправляем корабли, идущие на боевую службу с правительственным заданием, обводнённым маслом. Значит, он уже получил указание «сверху» в отношении нас разобраться так, что и по тону сказанного было ясно, кто виноват или кого виновным назначить, в переводе на флотский жаргон. Значит, все: и диспетчер, и дежурный по части, и врио командира части – были в каком-то сговоре, и в чьих-то интересах сами подставили нас или способствовали этому своим безучастным отношением к происшествию. Не в этом ли причина «отсутствия» всех «вызываемых» и на работе, и дома? А однозначное распоряжение «сверху» для них было индульгенцией на все случаи исхода ЧП?! Неужели это действительно так?

В наше время командир не прятался за спину начальника и всё решал сам в объёме представленной власти и ответственности, не менее жёстко, но благородно, по-мужски, по-офицерски.

Удручённый новыми «открытиями», я возвращался на судно, решив довести до экипажа последние указания перед самым сходом. «Это начало. Значит, я прав и действовал правильно», – спокойно, без трепета и волнений говорил я сам себе, поднимаясь по сходне.

Тем временем судно привели в исходное, всё уложили на штатные места, заправили и прибрались. Затем, осмотрев все помещения, задраили все двери, иллюминаторы, выключили освещение и, переодевшись в «чистое», собрались на юте.

Наконец, убедившись, что всё в порядке, и получив об этом доклад от помощника и механика, я вышел на ют и без комментариев объявил им распоряжение врио командира части на субботу и понедельник и дал добро на сход.

Была уже половина первого ночи. Молча постояли, решая, что делать: оставаться на судне или идти пешком домой, так как троллейбусы уже не ходили, а машину так и не прислали. Большинству ехать далеко, а такси не всем по карману. Те, кто живёт ближе, пошли домой, другие решили остаться на судне, благо диспетчер позвонил каждому и предупредил о возможной задержке.

Я решил идти пешком, надо было ещё раз «прокрутить» события ушедшего дня и подумать о нашем положении, своих действиях уже в свете распоряжения врио командира части на субботу и понедельник.

Да, не к добру работать в пятницу!

Выйдя с причала, я зашагал кратчайшим путём в сторону площади Ушакова в надежде перехватить там какой-нибудь доступный транспорт. Шёл не спеша, наслаждаясь вечерней прохладой и заряжаясь ею, как неосязаемой энергией ночи. Справа мерцал каскад огней Корабельной стороны, многократно отражаясь в водной глади Южной бухты праздничным фейерверком. Слева стояла тёмная стена Исторического бульвара, на вершине которого освещалась круглая крыша Панорамы, а ниже у самой площади – здание Матросского клуба.

Придорожные столбы отсчитывали и расстояние, и время, бесстрастно уменьшая и то, и другое, навсегда вычёркивая из жизни всё, что осталось позади. На какое-то время из памяти выпадали все неприятные переживания, и тогда свет огней и звёзд становился ярче и ближе. Площадь Ушакова была в огнях и полна народу. Несмотря на поздний час, а может быть, именно благодаря ему, здесь встречались, расставались, о чём-то договаривались, шли дальше или ехали на такси, или расходились поодиночке.