Встречные девушки были обворожительно красивы и абсолютно не похожи на тех дневных, стоящих за прилавками, сидящих в учреждениях и офисах. Вечерний туалет подчёркивал неоспоримые достоинства каждой, значительно усиливая впечатление от перехваченных взглядов, неразгаданных улыбок и той особой непринуждённости, которая бывает только у самых красивых женщин, уверенных в своей чарующей силе и знающих себе истинную цену.
Некоторые стояли в стороне, курили и мило улыбались или громко смеялись, бросали молниеносные взгляды на проходящих парней и мужчин, при этом всем своим видом показывая, что они им безразличны, без них хорошо и весело в этот чудесный июльский вечер.
Парни терялись и шли дальше, демонстрируя такую же независимость и отсутствие интереса.
Мужчины постарше были более решительны и смелы – принимая вызов, они подходили к своей избраннице и после короткого разговора, взявшись за руки, уходили вместе с темноту аллей Исторического бульвара или по улицам, иногда останавливаясь и целуясь, счастливо смеясь и улыбаясь. Наивно верилось, что теперь им действительно будет хорошо вместе. Некоторые мужчины широким и повелительным жестом подзывали такси, и те послушно, по-собачьи, становились у их ног, словно пасти, открывали дверцы и замирали, ожидая чего-нибудь вкусненького. Мужчины приглашали своих дам и друзей садиться, дверцы щёлкали клыками запоров, с механическим равнодушием проглатывая их, и машины, набив утробу и довольно урча, срывались с места, быстро вливались в поток других, таких же услужливых и хищных, мигая светом фар, мягко сигналя и удаляясь.
И как яркая примета нового времени – дети, маленькие бомжики, сновавшие между людьми, выпрашивая десять–двадцать копеек, в зависимости от предполагаемого состояния кошелька встреченного. Им или давали, или нет, но особого внимания на них никто не обращал, если они не были назойливы.
Тут же ходили старики и старушечки, собирая бутылки и еще невесть что в свои ёмкие целлофановые пакеты и торбы. Они всё делали молча, никому не мешая, терпеливо выжидая, когда допьют, доедят, докурят и уйдут.
Когда я задержался у перехода, оглядываясь назад, чтобы увидеть, есть ли попутный «топик» – маршрутное такси, ко мне подбежал молодой человек и сразу спросил, не нужна ли девочка, и кивнул в сторону скамейки, где сидели, стояли, пили, курили совсем юные, худенькие, в коротких юбчонках и огромных туфлях девочки, вроде бы ещё и не девушки, а просто девчонки.
Я сказал ему спасибо, как будто принимать такие услуги для меня не новость и дело обыденное. Быстро же мы привыкли к издержкам мнимой демократии и свободы!
Юноша-сутенёр тут же отошёл к другому, ещё шедшему по пешеходной дорожке, не реагируя на мой отказ – он был на «работе», ему нельзя терять время.
Ожидая «топик», я ещё несколько минут смотрел на этот яркий и незнакомый калейдоскоп ночного города и не мог отвязаться от мысли, что всё это я уже где-то видел. И вдруг вспомнил: конечно, видел! В американских фильмах, ежедневно идущих на TV и в кинотеатрах, тиражируемых в огромных количествах кассет, предлагаемых к прокату на каждом углу. Только у нас получилась жалкая пародия той «сладкой» капиталистической жизни, которую избрал народ, уставший и обнищавший от бесконечного строительства коммунизма. Обидно, больно и стыдно! Я верю: севастопольцы достойны лучшей участи. Но это эмоции, а жить приходится реалиями.
Я повернулся и пошёл прочь с площади – на такси денег не было, я не рассчитывал работать допоздна, а «топики» шли битком набитые.
Увиденный срез ночной жизни города не только не отвлёк, а ещё больше обострил восприятие пережитых событий уже вчерашнего дня.
Дети-попрошайки на площади, старики – сборщики бутылок, сутенёры, профессиональные и непрофессиональные проститутки, пожилые владельцы частных «жигулей»-такси, пьяные и нищие, не сразу стали такими. До какого-то момента они были нормальными людьми – жили, работали, учились и подрастали, получали зарплаты и пенсии, но в одночасье потеряли многое. Распались семьи, кто-то лишился своего угла – нечем платить за квартиру, сокращались рабочие места, повышались на всё цены – от пенсии и зарплаты оставался шиш, да что там говорить – голод, есть хотелось, на лекарства не хватало, а теперь за всё надо платить, вот они и оказались на площади, добывая на хлеб насущный кто чем может.
Брошенное нам, экипажу и мне, обвинение в пьянстве грозило увольнением с работы. Потерять работу в наше время – это крах, тем более пенсионерам, которые уже никому не нужны – даже в сторожа по объявлению принимают до 40–45 лет! Это прямой путь на площадь, на панель, базар, в электричку и так далее – просить, подбирать, продаваться, воровать, мошенничать и ещё чёрт знает что, чем можно «заработать» на хлеб. Это путь к деградации нравственной – стоит один раз переступить и…
Я шёл по ночному городу, всё дальше удаляясь от площади в сторону Остряков, всё меньше обращая внимание на бары и рестораны, продолжавшие неутомимо и с полной нагрузкой работать в ночную смену.