Недостаточное финансирование и слабость власти, как наверху, так и внизу, породили всяких прихлебателей, присосавшихся к флоту и паразитирующих на нём, для которых нет ничего святого и которым ничего, кроме личной выгоды, не нужно.
Возникшие и выросшие на повальном дефиците флотского снабжения, они смогли из него сделать не только среду обитания («как рыба в воде»), но и мощный инструмент давления, обеспечивающий им неограниченную власть при распределении благ – хочу дам, хочу нет – ведь абсолютно всё в дефиците!
Нигде так униженно и безропотно не сносят грубость и оскорбления от персонала снабженческих организаций люди, пытающиеся что-нибудь выбить себе на судно.
Искать какую-либо законность и справедливость здесь бесполезно, они прекрасно понимают магическую силу дефицита и используют её на сто процентов. А случись что, как в нашем случае, и целая рать подручных дефицита – от шофёра-экспедитора до тылового начальства, повязанных круговой порукой, стеной встают на его же защиту.
Раньше за тысячи миль – и в Средиземноморье, и в Индийский океан – по первой заявке доставлялось всё необходимое. Теперь капитан и его помощники сами обивают пороги снабженческих организаций в надежде хоть чем-нибудь разжиться, чтобы помочь своим судам продлить срок эксплуатационной готовности.
Как это им удаётся, одному Богу известно!
Уверовав в собственную безответственность и ненаказуемость за неблаговидные дела на ниве снабжения дефицитнейшими нефтепродуктами, майор со склада горюче-смазочных материалов, привыкший к раболепному повиновению получателей, был ошарашен спокойной и невозмутимой стойкостью командира ЭМЧ десантного корабля, меня – капитана судна, не пожелавших стать участниками этих дел и разгадавших преступные намерения с подачей обводнённого масла на корабль.
Привычная наглость, с какой он обрушился на нас, не сработала, и он пошёл на всё, чтобы дискредитировать экипаж, и сделал это гадко и подло. И это ему удалось с лёгкостью необыкновенной!
Бесконечной нитью тянулись воспоминания и размышления о случившемся с нами. Чудовищность происшедшего не укладывалась в рамки обычного, стереотипного конфликта и затронула обширный круг жизненно важных проблем, словно завтра произойдёт не увольнение с работы, а светопреставление.
Тропинка уводила в сторону от микроцентра, становилось тише, исчез запах перегретого асфальта, и казалось, что позади в городском шуме и суете остались все проблемы, неприятности и беспокойства.
Я остановился, и минуту-другую смотрел на полевые цветы, зелень деревьев и кустарников, слушал жужжание пчёл, щебетанье птиц и думал, как прекрасна жизнь и как её легко сломать и изуродовать!
Волшебное видение городского оазиса сохранившейся природы поблекло, а затем исчезло, как мираж, а я пошёл дальше, вновь погружаясь в свои мысли и думы, продолжая искать выход из этого лабиринта проблем, событий и неудач. Что-то всколыхнулось во мне, и та первоначальная уверенность в правоте нашего победоносного дела заколебалась, как кливер парусника на ветру с раздёрнутыми шкотами.
Я засомневался, идти прежним галсом или повернуть в самый неподходящий момент, когда парус не управлялся. Я уже не шёл старым курсом, но и не определился, на какой новый лечь.
А может, я всё это преувеличиваю чуть ли не до уровня мировой трагедии – у страха глаза велики, а на самом деле это не так? А может, плюнуть на все эти идеи и домыслы и бросить всё к чертовой матери? Трата нервов, сил – себе дороже, может, проще написать заявление об увольнении, глядишь, годиком больше проживу.
Кому всё это нужно, если судьба экипажа корабля и судна стоит дешевле должностных и профессиональных амбиций?! Почему в этот летний, солнечный воскресный день у меня должна болеть голова за все происшедшее со всеми нами больше, чем у кого бы то ни было? Я что, ненормальный? Почему из более чем десятка начальников нашего ведомства ни у кого не возникло желания разобраться в творящихся рядом произволом и беззаконием? У нас что, перевелись порядочные офицеры-начальники или это уже не входит в понятие чести и достоинства офицера?! Или теперь с куплей-продажей звания продаётся и покупается совесть? Обычная, человеческая, данная Богом душа человека, отличичающая его от остального животного мира?
Я осёкся: кому я задаю эти вопросы с далеко не бесспорными ответами – себе?
Так мне было всё ясно с первого мгновения, как стало известно о злостной клевете на экипаж от диспетчера, ещё в пятницу! Выходит, я сам с собою и спорю в поисках путей разрешения конфликта! Ну не сумасшествие ли это?
Чушь какая-то, да и только.
Я действительно устал за эти три дня чисто физически, и никакой разрядки и переключения на другое не получается. Слишком много непоправимого и несправедливого может произойти в понедельник с экипажем судна, со мной, что бы я ни думал об этом. И это событие роковым образом зависло над нами, как девятый вал, снежная лавина или кипящая вулканическая лава, перед которыми пока что человек беззащитен и слаб.