Безупречность подготовки и прикрытия операции ещё и в том, что на разных этапах к ней подключались и новые лица с задачей отвлечь и отвести подозрения в чём бы то ни было от участников диверсии, даже если они не были объединены круговой порукой по злому умыслу.
Ну кто подумает плохое о людях, рядовых и с большими звёздами на погонах, занятых ответственным делом в каждом эпизоде заправки? Никто! Всё было рассчитано настолько тонко и исполнилось настолько достоверно и уверенно, что заподозрить что-то неладное, тем более диверсию, не пришло бы в голову и профессионалу в этих вопросах. И, как бы подтверждая это, память выталкивала на поверхность сознания самые яркие события той заправки, освещая их уже в новом свете и качестве, связывая в единую цепь преступных деяний.
Вот автоцистерна с маслом приезжает на причал, а шланги для подачи у неё оказываются короткими. Случайно? Нет! Не знали, что до приёмника на корабле не дотянется? Знали! Или можно поверить, что на складе нет шлангов нужной длины, обеспечивающих подачу? Конечно, нет!
Случайно ли у борта десантного корабля оказывается наше судно, подающее такое же масло? Нет! С утра прошли приказы по всем инстанциям, хоть в плане части и флота выхода на заправку у нас не было. Пожалуй, в этом самый благоприятный фактор для диверсии – в суете никто ничего не заметит!
Начальник склада ГСМ сам лично решает вопрос так, что масло из автоцистерны будет перелито сначала на наше судно в освобождающуюся ёмкость, затем подано на корабль. План утверждается руководством нашей части и тыла и становится для нас дополнением к приказ-заданию, то есть обязательным к выполнению. Всё это естественно и не вызывает никаких домыслов. Бывает, кто-то проморгал, прохлопал, а нам исправлять!
Но вот в шланге, качающем масло из автоцистерны на судно, в первой пробе обнаружена вода. Шофёр-экспедитор объяснить толком ничего не может или не хочет и докладывает на склад, что приём прекращён.
Приезжает майор со склада ГСМ и нагло, нахраписто пытается заставить нас принять обводнённое масло. Он проявляет бурную активность, угрозами и посулами склоняя меня и командира ЭМЧ десантного корабля принять это масло. При этом подписать акт об обводнении масла отказывается.
В этот момент на причале появляется начальник ГСМ. Он шёл с одного из кораблей в хорошо заметном подпитии после дружеского обеда в окружении друзей, направляясь к катеру. Однако он почему-то оставляет их и направляется к машине узнать, в чём дело. Но, даже услышав, что масло обводнённое, отдаёт распоряжение принимать, не считаясь ни с никакими доводами. Случайная ли эта встреча? Думаю, что нет, хотя произошла она, возможно, не по его инициативе.
И тут, видя моё несогласие подавать это обводнённое масло на корабль, майор шепчет ему в ухо: они там все пьяные! Ложь мгновенно прошла все инстанции и обросла гнусными деталями и подробностями, произведя должное впечатление на всех начальников, вплоть до начальника тыла флота. Это ли не блестящее прикрытие диверсии, так успешно начатой и внезапно срывающейся?!
Теперь если мы примем обводнённое масло и подадим на БДК, это будет нашей виной – по паспорту масло чистое, значит, вода от нас! Или такой расклад: масло-то хорошее (по паспорту), но они там все пьяные и не смогли ни принять, ни передать. Опять виноват экипаж!
В обоих случаях исполнитель не несёт ответственности ни за выполнение диверсии, если подозрение падёт на него, ни за срыв её перед своими хозяевами-заказчиками – экипаж пьян! И всё тут. Так изощрённо и продуманно до мельчайших деталей мог готовить и проводить операцию только враг – опытный и коварный, прекрасно знающий наши уродливые нравы и порядки, умело манипулирующий ими при выполнении диверсионного задания.
Враг? Кто он? Где он? Я вздрогнул и невольно оглянулся, но вокруг было море солнца и зелени.
Может быть, на складе ГСМ? Ведь кто-то замывал цистерну водой и оставил её в ней, что недопустимо по эксплуатационным нормам для техники и государственного стандарта для самого масла.
Или… Ну немыслимо присутствие начальника службы ГСМ флота при такой рядовой подаче – такого в прошлые годы не было. Кто о нём что подумает и заподозрит?! («Жена Цезаря…»).
Может, на этом строился главный расчёт операции, то бишь диверсии?
А майор? Каков шустряк!
– Берите! Я вам ещё привезу, – говорил он, когда исчерпал все аргументы склонить нас к подлому преступлению.
Нашёл чем купить! Он?!
Как поздно мне всё это пришло в голову! Теперь, по старой русской привычке почёсывая затылок, я размышлял о нашем положении и возможностях выкарабкаться из него уже с учётом новой версии и обстоятельств.
Раньше такие происшествия интересовали Особый отдел, теперь его нет и с таким „профессионализмом” разобраться некому.