Витязь. Владимир Храбрый

- Гони от себя невеселые мысли, отче, как паршивую овцу из стада… Смотри, как ломается и звенит под копытами коней весенний ледок… Радуйся!

Снова заговорили о Стефане Пермском, о его деятельности не только духовной, но и государственной…

- Радетель за наше дело. Вот такими бы хотелось видеть на Руси людей образованных, - начал Серпуховской. - Стефан Храп с молодых лет отличался пытливостью и любовью к наукам. На устюжском торжище он не раз видел пермяков, живущих на реках Вычегде, Выме, Сысоле, Печоре, на Верхней Мезени. Встречал полоненную новгородцами и устюжанами югру. Постигнул начала пермяцкого языка, удалился в Ростов-Ярославский и предался там занятиям. Составил азбуку из двадцати четырех букв, приноровившись к пермяцким меткам и знакам, и с этой азбукой и явился пред мои и митрополита очи… Из Москвы уехал в землю пермяков, приняв наказ духовных отцов - насаждать там веру Христову… А вот и мне лично сослужил свою первую службу…

Но тут остановился Владимир Андреевич, навстречу на резвых кобылках ехали несколько монахов. Вглядевшись в них, один из дружинников воскликнул:

- Князь Владимир, да это же монахи монастыря Параскевы Пятницы!

Остановили коней, подождали, когда монахи подъедут поближе. Завидев Серпуховского, монах, ехавший впереди, в котором князь признал настоятеля монастыря, склонил голову так, что черный клобук достал гривы лошади, и молвил, дрожа от страха:

- Прости, княже… Волкодлак[45] он - не иначе!.. Неведомо как освободился от цепей, связал преподобного глухонемого Еремия, заткнул ему рот и ушел… Часа три как ушел, - настоятель показал в сторону густого леса.

- Талагай[46]

! - вскипел князь и изо всех сил огрел игумена плетью по плечам. Потом махнул рукой влево и вправо, разделив дружинников, приказал скакать и доставить в монастырь Ефима Дубка живого или мертвого.

Продолжая дрожать от боли и обиды, настоятель поехал вперед, указывая до монастыря дорогу. Через несколько часов ни с чем вернулись дружинники. Пересвет напомнил Серпуховскому о большой симпатии Сергия Радонежского к игумену монастыря Параскевы Пятницы. Князь отошел, велел привести глухонемого Еремия и всыпать ему плетей…

Пересвет снова вспомнил восточную пословицу, глядя на лицо князя Владимира с резко очерченным подбородком и крепко сжатыми губами, который наблюдал, как извивается на лавке после каждого удара плетью худое тело глухонемого монаха: «Кто мчится вихрем на коне, не окажется ли все равно в том месте, куда придет равномерно шагающий безмятежный верблюд?..» Вот так вышло и у Серпуховского с Ефимом Дубком. Не пожелал он выдать сокровенной тайны человеку, запятнавшему руки кровью его сотоварищей.

Лишь подъезжая к Москве, князь Владимир взял слово с Пересвета не говорить Дмитрию Ивановичу о Ефиме Дубке и о «награде» каменотесов, выложивших потайной ход в кремлевской стене…

Глава 10. КРЕСТ НА БЕРЕГУ ПЬЯНЫ

В разбойничьем вертепе Булата - бывшего Мамаева тысячника - с того дня, как пристал к нему беглец мурза Карахан, стало твориться что-то неладное: снова начались нападения на мирные села, поджоги изб простых смердов, хотя Булат предостерегал не делать этого.

«Во-первых, - внушал он разбойникам, - со смердов нечего взять, у них поживиться нечем, а излишнее озлобление нам ни к чему. Во-вторых, мы не лучники Мамая, не летучая сотня, и мы не можем после погрома, как это делают ордынцы, скрыться в Диком поле. Для нас туда пути нет. Грабьте купцов, именитых бояр, но не трогайте смердов… Если они взбунтуются против нас, нам будет конец!»

Карахан соглашался с Булатом, но однажды во время очередного такого внушения он нечаянно взглянул в ту сторону, где, скрестив на груди обнаженные по локоть сильные мускулистые руки, сидел шаман Каракеш, и оторопел. Каракеш презрительно сверлил глазами Булата, и его тонкие губы кривились в злой улыбке.

Каракеш был высок, широкоплеч, с изуродованным правым ухом и проломленным черепом - след от русского кистеня. Ударом ребра ладони Каракеш ломал человеку кость. Он был сыном шамана, служившего еще царю Бердибеку, но сызмальства Каракеш находил удовольствие в драках, в звоне сабель, в походах. Он стал воином, но и не забывал ремесло отца, не расставаясь с бубном, не раз выручал своего тысячника Булата в жестоких схватках.

После битвы на Воже Каракеш не захотел возвращаться в Сарай и остался ватажничать и шаманить в «чертовом городище», продолжая разделять судьбу своего начальника… А теперь вдруг такое к нему презрение… Почему?

Мурза узнал потом, что Каракеш стал так относиться к бывшему тысячнику после того, как Булат завязал тесную дружбу с русским каменотесом, строившим в Москве белый Кремль и смертельно обиженным братом великого князя Владимиром…

Будучи в Москве, мурза Карахан какое-то время провел в темнице. По приказу Боброка Волынского его пытали; он понял, какое признание от него хотят получить… Но он не был тайным шпионом Мамая - на этом и стоял! Даже пытки вытерпел…