Владимир Мономах. Между историей и легендой

На Любечском съезде, который можно охарактеризовать как мирный конгресс потомства Ярослава, еще присутствует идея единства, но летописец вынужден считаться с политической реальностью последних десятилетий, когда стольные города, находящиеся во владении разных княжеских ветвей, становятся причиной кровопролитных междоусобий, предохранителем от которых становится идея владения волостями по «отчине», что в общих чертах восходит к разделу, осуществленному в 1054 г. Идея единства Русской земли сохранялась еще долгое время, выражаясь прежде всего в коллективных действиях против половцев, предпринятых в начале XII в., но с этого момента составлявшие ее ядро городские центры пошли самостоятельным политическим путем.

Надо отметить, что летописная запись о княжеском съезде в Любече менее подробна, чем другие статьи «Повести временных лет» за первую половину 90-х гг. XI в.: она поражает «протокольной» лаконичностью и не имеет даже календарной даты. Это позволяет предполагать, что написана она гораздо позже описываемых в ней событий и подвергнута редактированию, на что указывают логические нестыковки в тексте[175]. Данное предположение, с одной стороны, сочетается с одной из гипотез А. А. Шахматова, согласно которой летописный текст, созданный Сильвестром, был подвергнут редактированию в 1118 г. при формировании новой редакции «Повести временных лет» в окружении сына Мономаха Мстислава[176]

, а с другой стороны, подтверждается наличием в последующем рассказе об ослеплении теребовльского князя Василька Ростиславича трех слоев летописного текста, которые А. А. Гиппиус атрибутировал, соответственно, составителям «Начального свода» и двух «редакций» «Повести временных лет» 1115/16 и 1118 гг.[177] Один из этих слоев, рассказывающий об ослеплении Василька Теребовльского, принадлежит некоему Василию, бывшему очевидцем некоторых из описанных событий, в котором долгое время видели священника, а в последнее время стали видеть монаха Печерского монастыря. Два других слоя, появившиеся позже, касаются представления в этих событиях роли Владимира Мономаха и митрополита Николая.

Инициаторами интриги выступили дружинники («мужи») волынского князя (Василь, Туряк и Лазарь), которым удалось убедить Давыда Игоревича в существовании заговора, направленного против него и киевского князя Святополка, организованного князем Васильком, к которому составитель «Повести временных лет», по всей видимости, добавил имя Владимира Мономаха (с целью, о которой мы скажем ниже). Давыд не только поверил в это, но и убедил князя Святополка, использовав для этого исчерпывающие аргументы: «Кто убил брата твоего Ярополка, а теперь злоумышляет против меня и тебя и соединился с Владимиром? Позаботься же о своей голове».

Как рассказывает автор повести, Давыд и Святополк стали зазывать Василька, возвращавшегося через Киев из Любеча, на княжий двор. Теребовльский князь хотел отказаться от приглашения Святополка, что послужило основанием для новых обвинений со стороны Давыда. «И сказал Давыд Святополку: «Видишь ли – не помнит о тебе, ходя под твоей рукой. Когда же уйдет в свою волость, сам увидишь, что займет все твои города – Туров, Пинск и другие города твои. Тогда помянешь меня. Но призови его теперь, схвати и отдай мне». И послушался его Святополк, и послал за Васильком, говоря: «Если не хочешь остаться до именин моих (Дня святого Михаила, в честь которого был крещен Святополк. – Д. Б.

), то приди сейчас, поприветствуешь меня и посидим все с Давыдом». Василько же обещал прийти, не зная об обмане, который замыслил на него Давыд».

Обвинения, выдвинутые Давыдом Игоревичем, были весьма серьезны: положение выглядело так, будто теребовльский князь вынашивает планы захвата «отчины» Святополка – Турово-Пинского княжества, где в разные годы правили его отец и брат – еще более вопиющими они должны были выглядеть в свете только что провозглашенной «Любечской доктрины»: «каждый да держит отчину свою», хотя, учитывая расстояние от Теребовля до Турова, такое предположение выглядит сомнительно.