Владимир Мономах. Между историей и легендой

В исторической литературе встречаются утверждения о том, что из-за приверженности этому принципу Владимир Мономах сначала отказался от предложения занять киевский стол, почему потребовалось посылать к нему делегацию из Киева во второй раз. Эти утверждения восходят к уже известной нам реконструкции В. Н. Татищева, которую поддержали некоторые исследователи, начиная с Н. М. Карамзина[248](В. И. Сергеевич даже полагал, что отказ Мономаха от Киева был «решительный»)[249].

Более близким к истине оказался М. П. Погодин, который, комментируя реконструкцию событий, данную Карамзиным, справедливо замечал: «Из летописи не видим, чтоб Владимир отказывался: он только не шел немедленно; следовательно, кажется, нет нужды и объяснять его отказ»[250]. С. М. Соловьев в «Истории отношений между русскими князьями Рюрикова дома» писавший, что Мономах от предложения киевлян отказался, во втором томе «Истории России с древнейших времен» занял более осторожную позицию, написав, что «Мономах, узнав о смерти Святополка, много плакал и не пошел в Киев»[251]. В современной историографии точка зрения М. П. Погодина актуализирована И. Я. Фрояновым, который писал, что из слов летописца о скорби Владимира Мономаха по брате «никак не вытекает, будто он напрочь отказывался ехать в Киев»[252]

.

Максимум, о чем позволяет говорить текст Ипатьевского списка «Повести временных лет», так это о том, что Мономах не торопился прибыть в Киев, но было ли подобное промедление сознательным или нет, насколько оно являлось продолжительным, точно установить невозможно, принимая во внимание, что следующий спорный момент заключается в определении даты вокняжения Мономаха на киевском столе.

В так называемой Суздальской летописи, которая является продолжением «Повести временных лет» по Лаврентьевскому и сходным с ним спискам, сообщается, что Мономах вокняжился на «столе отца и деда» в «день недельный» (то есть воскресенье), 20 апреля[253]. Эта дата принимается большинством исследователей. Однако в Ипатьевской летописи, как мы могли убедиться выше, говорится, что первое посольство киевлян к Мономаху было отправлено на десятый день после смерти Святополка (то есть 26 апреля), а так как вскоре произошли волнения в Киеве, вызвавшие отправку второго посольства к Мономаху, то, следуя этому «сценарию», вокняжение Мономаха на киевском столе (которое здесь также относится к воскресенью) должно было состояться не ранее 4 мая.

Учитывая то, что вакантный период был насыщен событиями, следовало бы предпочесть «сценарий» Ипатьевской летописи, в рамках которого можно предположить, что киевляне обратились к Мономаху только по истечении девятидневного траура, во время которого тело Святополка было доставлено в Киев из Вышгорода и погребено в церкви Архангела Михаила, а в течение следующих пяти или шести дней сначала одна, а затем другая киевская делегация добирались до Мономаха и вели с ним переговоры, убеждая как можно скорее прибыть в Киев. Однако безоговорочному принятию такого «сценария» событий препятствует тот факт, что в поздних копиях Ипатьевского списка (Хлебниковском списке XVI в. и Погодинском списке XVII в.) говорится, что «совет» киевлян состоялся не на «десятый день» после смерти Святополка, а «в 17-й день» апреля месяца, так что гипотетически нельзя исключать вероятность того, что в данном случае мы можем иметь дело с опиской переписчика, допустить которую не составляло труда, учитывая тот факт, что цифры обозначались в древнерусских текстах буквенными комбинациями.

Не менее запутанным остается вопрос о мерах, предпринятых Владимиром Мономахом после вокняжения в Киеве. Сохранился документ, известный как «Устав Владимира Всеволодовича», читающийся в составе так называемой Пространной Русской правды, появление которого еще дореволюционные исследователи связывали с киевскими событиями 1113 г.

В «преамбуле» документа сообщалось следующее: «По Святополке, созвав дружину свою на Берестовом, – Ратибора, киевского тысяцкого, Прокопия, тысяцкого белгородского, Станислава, переяславского тысяцкого, Нажира, Мирослава, Иванка Чудиновича, мужа Олега, – и установили брать до третьего реза, если кто возьмет куны в треть; если кто возьмет 2 реза, [после] того ему [можно] взять исто; если же возьмет три реза, то исто ему не взять»[254]

.

Выражаясь современным языком, данные нормы были призваны урегулировать порядок погашения процентов по кредитам, однако интерпретация этих норм имеет значительные расхождения. По М. Н. Тихомирову, «Устав» регулировал порядок взимания «третного процента» («если кто возьмет куны в треть»), то есть процента за третью часть года[255]. И. Я. Фрояновым было высказано предположение о тождестве «третного» и годового процента[256].