Владимир Мономах. Между историей и легендой

Непростым делом является датировка «Устава» Мономаха, который одни историки считают документом, изданным после того, как состоялась интронизация князя на киевском столе[267], а другие локализуют его появление в кратком диапазоне между 16 и 20 апреля 1113 г., то есть до вокняжения Мономаха в Киеве

[268]. Конечно, «Устав» Мономаха являлся чрезвычайным законодательным актом, но вряд ли он мог быть подготовлен в столь короткий срок. В «преамбуле» документа говорится, что он стал результатом совещания в загородной княжеской резиденции, Берестове, Владимира Всеволодовича с тысяцкими Киева, Белгорода и Переяславля. Кроме того, там находился и представитель Олега Святославича, который, по всей видимости, одновременно представлял интересы черниговского князя Давыда, поскольку упоминаний об отдельном представителе от Чернигова нет, но из списка присутствовавших лиц ясно, что обсуждаемый документ не должен был ограничиваться только киевской волостью, а предназначался к реализации в крупных городских центрах Русской земли.

По-видимому, разработка «Устава» началась после изменений в киевской администрации, в результате которых непопулярный в глазах части городского населения тысяцкий Путята был заменен приближенным Мономаха Ратибором, что должно было усилить его позиции в качестве киевского князя. Учитывая объем информации в Пространной правде, гипотетически относимой к законодательству Мономаха, можно предположить два пути его формирования. Если рассматривать статьи № 53–66 как единый законодательный акт, то процесс его разработки должен был быть достаточно длительным и локализоваться между 1113 и 1115 гг. (так как упоминаемый в документе Олег Святославич скончался 1 августа 1115 г.). Если же учесть неоднородное его содержание, придется допустить, что «Устав» представляет пакет отдельных законодательных актов, ввод в действие которых осуществлялся поэтапно. Любое из этих предположений исключает возможность экстренной разработки «Устава» за четыре дня, между 16 и 20 апреля 1113 г.

Один из наиболее распространенных в исторической литературе мифов – миф о том, что законодательство Владимира Мономаха имело антисемитский характер, – восходит к «Истории Российской», где В. Н. Татищев нарисовал колоритную картину того, как киевляне просили Мономаха «об управе на жидов, что отняли все промыслы у христиан и при Святополке имели великую свободу и власть, чрез что многие купцы и ремесленники разорились», а также склоняли людей к иудаизму «и многих прельстили в их закон и поселились домами междо христианы, чего прежде не бывало». Мономах отказался принимать какие-либо меры без совета с другими князьями, который вскоре собрался в Выдубицком монастыре и постановил «всех жидов со всем их имением выслать и впредь не впусчать; а если тайно войдут, вольно их грабить и убивать. И послали по всем градам о том грамоты, по которым везде их немедленно выслали, но многих по городам и на путях своевольные побили и разграбили»[269].

Как можно убедиться, ничего подобного в «Уставе» Владимира Мономаха нет. Однако сама идея о том, что одной из причин киевского восстания стали злоупотребления близких к Святополку еврейских ростовщиков, получила широкое распространение в историографии. Н. М. Карамзин утверждал, что киевские евреи находились «под особенным покровительством корыстолюбивого Святополка», хотя и отмечал уязвимость татищевского рассказа об изгнании евреев из Русской земли, так как в летописях под 1124 г. говорилось, что «погорели жиды в Киеве»[270]. С. М. Соловьев считал, что «Святополк из корыстолюбия дал большие льготы жидам, которыми они пользовались в ущерб народу и тем возбудили всеобщее негодование»[271]

. Ему вторил Н. И. Костомаров, считавший, что во время своего княжения Святополк потакал жидам и поверял им собирание доходов[272]. По Д. И. Иловайскому, жиды «купили себе разные льготы у Святополка и, по обыкновению своему, многих повергли в нищету в качестве жадных ростовщиков»[273].

Нетрудно заметить, что подобные оценки, которые можно найти не только у дореволюционных, но и у советских историков, восходят именно к построению В. Н. Татищева, который писал о засилье еврейских ростовщиков при Святополке, тогда как в «Киево-Печерском патерике» мы находим только свидетельства об алчности князя, которые зафиксированы в агиографически стилизованном рассказе о том, как Святополк во время династического конфликта 1097–1100 гг., спровоцировавшего дефицит соли в Киеве, отнял у монастырского старца Прохора соль, которую тот якобы извлекал из лебеды, чтобы удовлетворить требования торговцев солью, а заодно нажиться самому.