14. Но этим дело еще не ограничивается. Во всем написанном Набоковым существует явный элемент игривости, и игра со многими источниками тоже мотивируется известным представлением об искусстве как «обмане». То есть каждый читатель, довольствующийся при декодировании аллюзий Набокова раскрытием одного-единственного источника, постоянно оказывается в опасности быть обманутым автором.
Набоков часто упоминал о задаче художника скрывать вещи от своего читателя, для того чтобы обеспечить ему радость открытия новых пластов значения. Например, в своих воспоминаниях «Speak, Memory» (1951) — «Другие берега» (1954) — он определяет свою собственную художественную стратегию, когда рассуждает:
…something in a scrambled picture — Find What the Sailor Has Hidden — that the finder cannot unsee once it has been seen (Набоков 1951/1966: 311).
…как на загадочных картинках, где все нарочно спутано («Найдите, что Спрятал Матрос»), однажды увиденное не может быть возвращено в хаос никогда (Набоков 1954: 266).
В романе «The Gift»/«Дар» он вновь высказывает представление о сокрытии вещей от читателя в следующих словах:
Everything had acquired a sense and at the same time everything was concealed. Every creator is a plotter (Набоков 1963: 165).
Все было осмыслено, и вместе с тем все было скрыто. Всякий творец — заговорщик (Набоков 1937–8, 1952/ 1975: 193).
И в своем романе «Bend Sinister» ((1947) не переведен на русский язык) он пишет о радости открытия, утверждая, что:
…the glory of God is to hide a thing and the glory of man is to find it (Набоков 1947/1972: 94)
{341}.Несомненно, эти утверждения говорят о чем-то важном в поэтике Набокова. Но в то же время они типичны для модернистской поэтики вообще. Мы хотели бы подчеркнуть, что модернисты — современники Набокова, например, Марина Цветаева, говорили похожее о радости открытия, вызванной скрытыми значениями: «несравненная радость открытия в сокрытии» (цит. по: Тарановский 1976: 4 и 136). Мандельштам же подчеркивает «слезы радости, настоящей радости узнавания» («Слово и культура» (1921) в: Мандельштам 1971 (II): 226).
Такие параллельные утверждения симптоматичны. Ибо между набоковскими стратегиями и модернистами типа Цветаевой, Мандельштама и других существует множество родственных связей. В заключение мы хотели бы напомнить, что эти родственные связи заслуживают дальнейшего изучения
[387].Гоголь 1973:
Достоевский 1956–8:
Жолковский 1986:
Левинтон, Тименчик 1978:
Лермонтов 1969:
Мандельштам 1971:
Мейер 1988:
Минц 1972:
Мопассан 1956:
Набоков 1930/1938:
Набоков 1934/1936:
Набоков 1937–8, 1952/1975:
Набоков 1947/1972:
Набоков 1951/1966:
Набоков 1954:
Набоков 1963:
Набоков 1965:
Набоков 1966:
Набоков 1969:
Набоков 1973: