Читаем Владимир Шаров: по ту сторону истории полностью

Через все творчество писателя проходит ощущение личной и семейной причастности как своей эпохе, так и большой истории. Об этом речь идет в очерке «Ходынка». В этом отмеченном историей уголке Москвы буколический пейзаж маскирует сцены трагического прошлого и грозного настоящего. В восприятии Шарова-ребенка это был просто луг, расположенный недалеко от дома, по которому он «летом чуть не ежедневно гулял с родителями многие годы» (ПО 36). Только много позже он понимает, что это то самое Ходынское поле, на котором произошла страшная давка во время коронации Николая II, а уже в недавнее время под этим лугом скрывались авиационные заводы и засекреченные конструкторские бюро. У Шарова детали личной судьбы самым неожиданным образом переплетаются с большой историей. Вместе с тем «Ходынка» – это хорошая иллюстрация к очень важному в творчестве Шарова художественному принципу: внешняя форма обманчива – люди, вещи, события суть не только то, чем они кажутся на первый взгляд; правда двоится.

Как уже отмечалось, в связи с историей рода для Шарова центральное значение имеет идея наследования, продолжения дела предков. Для него самого было важно чувство принадлежности к семье, в которой и отец, и мать – писатели. Несомненно, на персональном уровне существовала особая эмоциональная связь между Владимиром Шаровым и его отцом, Александром Шаровым. Написать об отце, не забыть его, продолжить его дело – одна из сквозных тем Шарова-сына. В раннем эссе «Семейная революция», включенном в «След в след», он писал о том, что вынуждать людей отказываться от своего рода и родных и доносить на них есть одно из кардинальных преступлений сталинизма (СВС 211). Писать о русской истории, русской революции и Большом Терроре для Шарова – это еще и семейный долг, который он не может переложить на кого-то другого:

Я родился в семье, которая была тесно связана с революцией, с немалым рвением ее делала, а поскольку революция всегда и везде пожирает своих детей, от нее же и погибла. Бабка с одной стороны и дед с другой были расстреляны. Еще один дед умер в тюрьме, а единственная бабушка, которую я знал, пять лет отсидела в лагере для жен изменников родины (ПО 198).

Тема продолжения дела отцов играет сюжетообразующую роль в «Возвращении в Египет», где Николай Гоголь-младший работает над завершением книги, недописанной его знаменитым предком. В «Царстве Агамемнона» на главного героя возложена задача подготовить к печати сочинения покойного Николая Жестовского и стать тем самым его духовным наследником, а финансирует это предприятие внук Жестовского, скрывающийся под другой фамилией.

В связи с темой наследования возникает и вопрос о том, кто является «законными наследниками», а кто «самозванцами».

С темой семьи у Шарова связаны образы кладбища. В «Воскрешении Лазаря» главный герой, вдохновленный идеями Федорова о воскрешении умерших, поселился на кладбище и посвятил свою жизнь кропотливому собиранию подробностей о жизни отца. Кладбище – пограничная область между миром живых и миром мертвых; у Шарова это место, где сохраняется память и где можно вступить в контакт с умершими близкими. Героям Шарова важно знать, в каком месте похоронены родители. Одна из героинь романа «След в след» ходит на кладбище, чтобы разговаривать с покойным мужем, и это не только поддерживает ее эмоционально, но иной раз помогает решать жизненные проблемы. Поэтому разрушение кладбищ нарушает связь между поколениями. Могилы предков оказываются важной частью семейной истории и «топографии времени», напоминают о связи поколений700

. Также они дают силу противостоять государству и давлению властей.

Шаров сравнивает жизнь рода с жизнью дерева. Когда люди долго живут на одном месте, они, как деревья, пускают корни, и для Шарова это естественное и положительное явление, поэтому когда власти борются с ним путем массовых переселений, нарушается естественный ход вещей. Тут действует и обратная связь: деревья, даже просто бревна являются носителями памяти. В «Репетициях» профессор-историк Суворин в своих археографических экспедициях по заброшенным деревням неизменно выказывал уважение к душе дерева.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги