Читаем Владимир Шаров: по ту сторону истории полностью

В последний роман «Царство Агамемнона» Шаров вводит свое эссе «Бал у сатаны: его этика и эстетика», напечатанное как отдельная работа в сборнике «Перекрестное опыление». А похожая сцена бала в виде краткого эпизода вошла в роман «Будьте как дети». Здесь слышна типичная для Шарова перекличка: романы связаны не общими героями или продолжающимися сюжетами, а текстовыми фрагментами, которые могут переходить из одной книги в другую и, как почки, порождать, производить новые ветки.

В романах Шарова отсутствует деление на части и главы, но композиционная структура просматривается очень четко. Поскольку сюжетные линии развиваются не линейно, а скорее вращательно, с возвратом к более ранним событиям, то структура романов получается коллажная и в каждом романе своя, а художественное время играет в этом заметную роль.

Первый роман, «След в след», построен по более простой схеме, там четко выделены жизнеописания трех братьев, а в конце подключены дополнительные новеллы. В дальнейшем структура романов усложняется, автор-рассказчик начинает цитировать других рассказчиков, чем отодвигает себя от основного повествования; при этом отдельные сюжетные линии могут получить свою особую структуру. Так, в «Будьте как дети» блок о Ленине вводится дважды, сначала в краткой, а потом в развернутой форме. Сначала повествователь, находясь в больнице, узнает о новой интерпретации последних лет жизни Ленина случайно, из разговора с другим пациентом. Позднее, став главой гороно Ульяновской области, он присутствует на уроках истории в интернате и излагает читателю услышанное. Поэтому основной блок о Ленине организован в виде уроков истории, которые даются в интернате для слепоглухонемых детей. Иной, но тоже «вращательный» пример композиции находим в романе «Возвращение в Египет»: третий том «Мертвых душ», который пишет потомок и тезка Гоголя, Коля, построен как дантовское описание кругов

чистилища и рая.

Творчество Шарова плохо поддается периодизации. Вместо этого девять его романов можно условно разделить на три группы (не по порядку написания или публикации, а по содержанию центральных сюжетных линий и по трактовке времени, которые как бы пунктиром проходят через все его творчество). В первую группу я бы включила романы «След в след», «Старая девочка» и «Царство Агамемнона». В основе сюжета этих произведений – движение назад в прошлое, восстановление картины событий по письменным источникам и опросам очевидцев. В произведениях второй группы, включающей «Репетиции», «Мне ли не пожалеть…», «Будьте как дети», прошлое изображается в маятникообразном движении, как повторение, переигрывание некоторых устойчивых мотивов: новозаветной истории, крестовых походов. В третью группу входят «До и во время», «Воскрешение Лазаря» и «Возвращение в Египет» – там в центре внимания тема продолжения дела художника (или философа в случае Федорова) потомками и мотивы прорастания прошлого в настоящее.

История рода и семьи у Шарова

Шаров, которому были близки мысли Федорова о преемственности поколений и о сыновней ответственности перед предками, понимает человеческую историю прежде всего как историю рода и семьи и потому предпочитает сразу вводить родословную персонажей. Основополагающей для писателя была мысль о том, что человек существует не сам по себе, но как звено в цепочке поколений, «в настоящей длинной жизни» (ЦА 70), которая начинается задолго до его рождения и закончится неизвестно когда.

Уже в первом романе «След в след» речь идет о том, как автор-рассказчик, начиная с разборки старых писем, кропотливо восстанавливает семейную историю своего приемного отца Федора Николаевича и его братьев. «То, что я убрал эти бумаги и забыл о них, – мой грех, так же как и другой грех – согласие на усыновление: есть вещи, которые делать нельзя, даже если никому от этого не стало хуже» (СВС 11). Элементы фантастики в романе «След в след» тоже связаны с идеей семьи. Оба младших брата Федора Николаевича не родились естественным путем, а были материализацией страстного желания матери иметь троих сыновей, другими словами, современным вариантом сказочно-мифологического мотива о чудесном рождении героев. А дальше судьбы трех братьев описаны вполне реалистически, представляя панораму истории ХX века с репрессиями, войной, относительно благополучным послевоенным периодом.

Герои Шарова часто занимаются розыском исчезнувших родителей или братьев и сестер. У него редко встретишь мотив серьезного конфликта с родителями или между поколениями. Интересно, что Сталин показан в «До и во время» как сын мадам де Сталь (отсюда его фамилия), рожденный бастардом и выросший как сирота, без отца и матери, потому что родители расстались задолго до его рождения, и этот факт частично объясняет его жестокость.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги