Читаем Владимир Шаров: по ту сторону истории полностью

…Мы подошли к дому N, я нажал на черную кнопку звонка, и N открыла нам тяжелую входную дверь. Друг за другом мы церемонно перешагнули высокий порог, дверь за нами закрылась сама. Мы стояли у подножия длинной лестницы с высокими ступеньками. В доме был лифт, но таким исполинам, как мы – в литературе и в жизни, – места в нем не хватило. Как в большинстве старых зданий в Париже, лифт здесь пристроили позже, и поместиться в нем могла разве что парочка влюбленных подростков.

Слева от нас на стене висело огромное потемневшее зеркало, все в трещинах. В нем отражались причудливые бронзовые фигуры. Они изображали человеческие тела, вытянутые, как языки пламени, и напоминали стиль Джакометти. Королёв даже спросил, не работы ли это знаменитого мастера.

Тетка моей знакомой N была скульптором. Она ждала нас, сидя в кресле в гостиной. Когда мы вошли, она указала на диван, приглашая разместиться на нем. Тетя N была дамой почтенного возраста, поэтому поздоровалась с нами, не вставая со своего кресла. Несмотря на возраст, она излучала обаяние прирожденной женственности и античной красоты.

Низенький столик был экономно и изящно уставлен закусками: знаменитыми пирожными макарони, ароматными хлебными палочками, вазочками с вишней и клубникой. В серебристом ведерке со льдом охлаждалось шампанское. На краю стола лежало несколько альбомов с репродукциями. Первым в стопке был альбом Магритта. На стенах висели картины голландских мастеров, изображения балерин Дега, парящих людей и животных Шагала, но вся наша группа, разом притихнув, замерла перед иконой Казанской Божьей Матери с зажженной лампадкой под ней. Русская душа Валерия Попова не выдержала, и он рухнул перед иконой на колени. Часы на стене пробили двенадцать. N вручила мне шампанское. Распутывая узелки из проволоки, я заметил слезы на глазах у Попова. Володя тоже не сдержал слез. Королёв смиренно опустил взгляд. N налила всем шампанского, мы с Валерием залпом осушили свои бокалы, а потом он заговорил с тетей и начал листать альбомы с фотографиями ее работ. Оригиналы скульптур стояли по всей гостиной. Володя сидел в кресле слева от дивана, положив ногу на ногу, но не откидываясь на спинку, и молча потягивал шампанское. Рядом с ним, так же с прямой спиной сидел Королёв и разглядывал рисунок Дега на стене напротив.

N принесла вторую бутылку.

На этот раз я открыл ее с хлопком.

У тети, оказывается, был день рождения!

Наступило неловкое молчание: мы ведь даже цветов не принесли. Единственное, что мы могли сделать, – спеть в ее честь. Тон задал я. Сначала фальшиво и нестройно, но понемногу все мощнее и увереннее великий православный гимн жизни «Многая лета» вознесся в знаменитом дворцовом квартале. Почти все мы курили, сигареты дымились в пепельницах, окна были открыты настежь. Теперь уже прослезилась тетя N.

Стоит ли рассказывать, что было дальше… Всеобщее воодушевление стремительно росло, один лишь Шаров сидел как на иголках. В какой-то момент он подошел ко мне и тихо спросил, где поблизости можно купить цветы. Я не знал, но попытался его успокоить: сказал, что в этом случае наше присутствие куда колоритнее любых цветов. Это правда: беседа была такой оживленной, что я едва успевал переводить. Хорошо, что тетя стала потихоньку вспоминать русский язык. Когда мы открыли третью бутылку шампанского, она вдруг прочитала на память и целиком лермонтовскую «Молитву», чем снова растрогала всех до слез. Чтобы не испытывать больше здоровье именинницы, N предложила нам осмотреть мраморную лестницу, ведущую в мансарду. Бронзовая балюстрада была сделана по проекту Диего Джакометти, брата знаменитого скульптора. Королёв ахнул – по изяществу и воздушности она могла сравниться разве что с работой Леонардо в замке Шамбор, самом величественном замке Луары. Когда Королёв успел побывать там и бывал ли вообще, я так и не понял: шампанское наполняло такой же воздушной легкостью и его, и всех нас. Незаметно для себя мы перебрались под самую крышу дома – в мансарду с фортепиано и открытым камином. Володя следил за огнем в камине, пока я бегал туда-сюда по мраморной лестнице, встречая и провожая новых иностранных гостей.

N уже уложила тетю отдыхать и присоединилась к нам.

Только тогда Володя немного расслабился и разговорился, вспоминала потом она. Он до мельчайших подробностей опроверг все теории Королёва о Железной маске, которые тот почерпнул из книг. А также объяснил N все, что однажды наговорила об этом доме гадалка. Когда N узнала о смерти Володи в августе 2018 года, то просто не могла в это поверить. «Господи, какой это человек! – сказала она. – Такой добрый и чистый, утонченный, с таким уровнем культуры!.. Знаешь, пока вы все пили и ходили туда-сюда по дому, мы с ним много говорили, и ничего, что я не все понимала. Он единственный почувствовал, как меня душат эти стены. Они пропитаны кровью и проклятиями, от них веет темной энергией!»

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги