Владимир Высоцкий. Человек. Поэт. Актер

Таких совместных поисков и находок — было немало.

Нас часто спрашивают — почему в кино Жеглов оказался мягче, человечнее, чем в романе? Ответ прост: при всей любви к своему романному персонажу Володя не мог просто «сфотографировать» его, он вдохнул в него черты собственной личности, а значит, и присущей ему мягкости, человечности. Например, обсуждая один из заключительных эпизодов фильма — побег Левченко, — Высоцкий сказал горько:

— Не могу я, как у вас в романе, хладнокровно, да еще «с озорной улыбкой» (была такая ремарка) убить человека в пяти шагах… В крайнем случае меня должно что-то к этому вынудить… Давайте думать…

И сам же предложил:

— Если побег Левченко будет реальным… Ну, если через секунду он скроется — тогда мой выстрел будет хоть как-то оправдан… А то получаюсь я каким-то «вологодским» из собственной песни: «шаг в сторону конвой считает за побег, стреляет без предупреждения».

Так и сняли, как предложил Володя-

Съемочный период многосерийного фильма продолжителен. И само собой сложилось так, что Володя неизменно был душой съемочной группы. Все эти долгие месяцы, когда люди устают, когда — что греха таить — надоедают друг другу, Володя умел разрядить любую стрессовую ситуацию. Пошутит, подбодрит, вовремя расскажет хороший анекдот (заметим, кстати, плохих он не рассказывал никогда). А если и это не помогало, брал гитару, пел какую-нибудь из своих песен, чаще всего шутливых, и лица людей разглаживались, веселели, исчезала «напряженка» — можно было работать дальше.

То, что Володя блестяще знал свою роль, как-то само собою разумелось. Удивительно другое: он наизусть, «до нотки», по его выражению, знал роли не только партнеров, но и других персонажей. Он не жалел ни сил, ни времени, чтобы лишний раз прорепетировать с Конкиным — Шараповым роль блатного в логове бандитов, «проходя» с ним специфический уголовный лексикон и интонации, которые знал не хуже авторов.

Отрадно было видеть, как Высоцкий относится к коллегам-актерам: уважительно, терпеливо, доброжелательно, — несмотря на всю свою, к тому времени уже громадную, славу. Нисколько его эта слава не портила, и с любым, самым безвестным актером он общался на равных. Ему и платили за это любовным восхищением: надо было видеть, с какой нежностью смотрели на Володю все в группе — от режиссера-постановщика и главных артистов до самого скромного осветителя. А он работал — просто и весело, терпеливо и настойчиво — вместе со всеми.

А ведь приходилось ему труднее большинства других! Помимо того, что роль была не из маленьких и не из простых, он не мог оставить ни работу в театре, ни концертную деятельность — дел было, как он говорил, «полны руки». И очень часто бывало, что сразу же по окончании съемочной смены распахивались ворота Одесской киностудии, и милицейская машина с сиреной мчала Высоцкого под крыло последнего самолета в Москву. А спустя час с небольшим, уже во Внукове, — новая милицейская машина (надо сказать, МВД СССР от души помогало), сверкая маячком, неслась по Москве к Театру на Таганке, и на глазах изумленных пешеходов с помощью гримерши капитан милиции Глеб Жеглов преображался в принца датского Гамлета…

Сыгран спектакль, и снова надо спешить на студию, время не ждет, а рейсовый самолет уже улетел… Подойдет и грузовой, а то и военный — лишь бы завтра утром не сорвать съемку…

…Песни Высоцкого в кино… Многих удивило, что в «Месте встречи…», большом телевизионном фильме, при главной роли Высоцкий не спел ни одной песни.

А было так. Первоначально мы все — режиссер, авторы, сам Высоцкий — и мысли не допускали обойтись в картине без новых Володиных песен.

Он и начал их писать, сделал несколько эскизов (предполагалось пять песен, по одной на серию), но как-то утром, когда перед съемкой мы гуляли по обширному парку Одесской киностудии, Володя сказал:

— Ребята, меня гложут сомнения… по части песен…

Мы не сразу уловили, о чем идет речь.

— Ведь мы снимаем конец сорок пятого года, — продолжал Володя. — Оперативника Жеглова и его группу. Я легко превращаюсь в Жеглова, просто становлюсь им, ей-богу… Надо думать, и зритель в это время будет видеть только Жеглова. Но вот представьте, я взял гитару, запел… Вы не боитесь, что мы разрушим образ? Я, например, боюсь, что люди могут воспринять это как концертный номер Высоцкого, мой персонаж раздвоится… Нужно нам это?

После бурного обсуждения пришлось с ним согласиться, признаться с большим сожалением, мы уже привыкли к мысли иметь «свои» песни Высоцкого, привязанные к нашему фильму. Но увы, по существу, он был прав, и при всей любви к своему новому детищу Володя сохранял трезвый профессиональный взгляд на соотношение необходимого и избыточного в фильме.

Мы не случайно повторяем мысль о его любви к этой работе, к образу Жеглова; Володя не только обнаруживал свои пристрастия во время съемок, он подтвердил их и в дальнейшем.

Где-то в середине съемочного периода Володя вдруг сказал нам:

— Знаете, братцы, а ведь вы не имеете никакого римского права бросать Глеба Жеглова…