Владислав Листьев. Послесловие…

был — усталый, задерганный, — я никогда не видела проявлений агрессии и неуважения. Помню, однажды какой-то подвыпивший мужичок попытался вплыть к нему в объятия на лестнице возле дома. И помню, как Влад совершенно естественно и артистично обошелся с ним, не роняя ни своего достоинства, не оскорбляя чужого. «Привет, привет» — и они как-то разошлись, так, что мужичок остался доволен, но в то же время не имел шансов развить ситуацию. Влад это умел. Вероятно, дело было в том, что он никогда не предполагал агрессивного развития ситуации.

ЮЛИЯ ЖАМЕЙКО. Помню, однажды мы ехали на машине, Влад с Альбиной и я. В какой-то момент нас обогнала жутко дорогая машина, набитая «золотой молодежью» — из тех, что вообще не смотрят по сторонам, явно навеселе, разгоряченные. И вдруг они подсекают «вольво» Влада, который реагирует на это совершенно спокойно, открывают окна и начинают кричать: «Влад, мы тебя любим!!!» Все произошло очень стремительно, ребята укатили, и помню, что у Влада была удивительно адекватная реакция на этот крошечный эпизодик. Это трудно выразить, но было видно, что ему нравилась его популярность, стремительность всей этой сценки и что вот такие развязные ребята притормозили, чтобы крикнуть что-то такое про свою любовь...

ЕВДОКИЯ ХАБАРОВА. Он никогда не провоцировал агрессию. И эта особенность сказывалась в том, как Влад вел свои программы. Дело в том, что его интерес к собеседнику был абсолютно неподдельным. Почувствовать в этом профессию было невозможно. Он раскрывал не

себя, как многие и многие ведущие, а именно того, с кем говорил. Отрежиссировать это невозможно. Тут Владу нет и не было равных. Он умел перейти через экран к зрителю, полностью сохранив свою личность. Иначе не было бы таких похорон, десятков тысяч людей. Иначе бы пришли только друзья, товарищи по работе. Телевизор ведь все обнажает. Иногда увеличивает. Особенно фальшь. Нельзя сесть перед камерой и сделать вид, что ты хороший человек, как бы широко ты ни улыбался хорошо отремонтированными зубами.

ИВАН ДЕМИДОВ. Однажды мы в шутку, за которой была изрядная доля правды, разделили основных «видовцев» на «людей для войны» и «людей для мира». Самым ярким «военным» человеком являлся, безусловно, Любимов. Есть люди, которые наиболее ярко проявляют себя, когда в обществе происходит какой-то перелом. Тогда им понятно, что делать, как себя вести, чего добиваться. А потом наступает мир, и люди чувствуют потребность, чтобы их успокоили и развлекли. Мы с Владом принадлежали к категории «людей для мира». Наверное, поэтому во времена «Взгляда» Влад не лидировал. Блистали тогда Любимов и Политковский. Но война закончилась, и появились «Поле чудес», «Тема». Наступило наше е Владом время. В сущности, мы хотели делать одно телевидение.

За политику в «ВИДе» всегда отвечал Саша Любимов. Точнее — за взаимоотношения между телекомпанией и миром политики. А искушения в то время возникали постоянно: давайте теперь с такими-то сильно дружить. Когда Влад стал превращаться в крупнейшего телеведущего страны, ему невольно пришлось сталкиваться с миром политики самостоятельно. Его там любили, уважали, считались с ним. И в какой-то момент у Влада появилось сомнение в том, как Саша Любимов строит взаимоотношения с современными политиками – излишне бескомпромиссно, на его, Владика, взгляд. На что Саша однажды сказал: «Влад, тут либо верить, либо нет. Здесь поверь мне». И это повисло… И вот однажды после какой-то очередной неформальной встречи Влада с сильными мира он пришел совершенно растерянный, даже оскорбленный. Вероятно, увидел такое мурло, что не смог загримировать свою растерянность перед нами. Пришел и очень спокойно, внятно признал, что ошибся. Это очень показательно для наших взаимоотношений в то время.

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. Дело в том, что история моих взаимоотношений с властью началась в конце 91-го года, когда в декабре вышел последний выпуск «Взгляда». Мы тогда заказали огромный торт в виде Советского Союза и резали его ножом на куски. Тогда же я показал часы, которые мне подарил Ельцин, и сказал в эфир, что эти часы идут неправильно. Параллельно в «Политбюро» мы давали материалы о том, как какие-то помощники Бурбулиса и прочие торгуют кто чем: нефтью, оружием. Так что наш конфликт с властью относится к этому раннему времени.

Меня всегда бесила разрушительная логика людей, входивших в команду Ельцина. Время этих людей давно прошло. Им обязательно нужно дружить против кого-то. В этом смысле они совершенно безнадежны. События 93-го года, по-моему, это отчетливо показали.

Как я понимаю, у Влада в целом была та же позиция, что и у всех нас. Ему не могла нравиться нестабильность, слабость и неотстроенность власти. Хотя по сравнению со

мной он больше симпатизировал Ельцину. Нас в то время устраивала его близость с властью: это было выгодно компании. Но по-человечески было, конечно, не совсем приятно: это значило, что мы не вполне координируемся. Такой клубок интересов и противоречий, который, однако, не помешал нам сразу договориться о встрече в ту ночь октября 93-го года.