Владислав Листьев. Послесловие…

АЛЬБИНА. ...Начались пробуксовки. У каждого из банков, представленных среди акционеров ОРТ, имелись свои интересы. И Влад встречался с каждым. И каждому объяснял, почему создание ОРТ выгодно лично ему.

ТАТЬЯНА ИВАНОВА. Когда его только назначили, он носился по «Останкино» буквально окрыленный. В последние две недели резко помрачнел. Сценариями бросался периодически. Кричал. Хотя потом сам же и гасил конфликты.

ЕЛИЗАВЕТА КУЗЬМИНА. В последнее время с ним даже тяжело было находиться в одном кабинете. Я и сама нервная была, и психовала, и плакала. Постоянно чувствовалось, что он думал о чем-то тяжелом. Иногда сидел и неподвижно смотрел телевизор. Появилась резкость во всем: в словах, в движениях, в глазах. Влад был человек настроения. Меня часто спрашивали ребята из «Часа Пик»: «Ну как он сегодня?» А по Владу всегда было понятно, в каком он состоянии. Мог вспылить, но отходил очень быстро. Покричит, покричит и отойдет. На меня он, правда, не кричал, слава Богу. На других случалось. Особенно если чувствовал, что на него пытаются давить, диктовать свои условия. Но я знаю, что Влад умел отказывать.

ЛИДИЯ ЧЕРЕМУШКИНА. За две недели до гибели я боялась к нему подойти. Не то что боялась, просто старалась не трогать, чувствовала, что лучше не надо. Обычно улыбчивый, легкий, он был необычайно мрачен. Ощущалось ужасающее напряжение. Я понимала, что лучше с ним не разговаривать. Такого не было никогда. Я смотрела на него с ужасом. Это был тот момент, когда все решалось — сетка вещания, вся жизнь ОРТ, может быть, на многие годы вперед.

ЮЛИЯ ЖАМЕЙКО. Помню, что я была у них накануне гибели Влада. Альбина подарила мне картину на день рождения. Потом после записи пришел Влад — еще в гриме. Он был невероятно напряженный. В какой-то момент я поняла, что надо быстро уйти. И ушла.

ЛЕОНИД ЯКУБОВИЧ. С ним было практически невозможно разговаривать. «Я занят... Потом!» И вдруг после этого неожиданный звонок: «Лёнюшка, ты чего сегодня делаешь?» А завтра опять такое ощущение, что мы едва знакомы. Это было тяжко. Общение сократилось не только количественно, но и качественно. Думаю, это коснулось не одного меня. Собственно, об этом могут рассказать все, кто общался или работал с Владом в тот период.

ИГОРЬ УГОЛЬНИКОВ. ...За несколько недель до гибели с ним творилось что-то невообразимое. Он вдруг становился рассеянным, молчаливым. Все больше уходил в себя. Мог сильно огрызнуться по телефону. Я понимал, что он напряженно решал что-то. Решал, сомневался, боялся. Чувствовалось, что он пытался себя «осмелить», если так можно сказать.

ТАТЬЯНА ИВАНОВА. Насколько я понимаю, на тот момент было два конфликта, требовавших разрешения. Точнее, даже не конфликты, а две ситуации. Первое — то, что Влад хотел упорядочить выход рекламы на канале. Если раньше существовало множество маленьких реклам-ных агентств, то Влад хотел создать единую рекламную службу. Строго говоря, это и произошло после его смерти. Второй конфликт связан с версткой канала, которую он видел по-своему. Те программы, что шли в эфире, должны были доказать свое право на существование.

ЕЛИЗАВЕТА КУЗЬМИНА. Как секретарь, я не могу вспомнить никаких угроз в адрес Влада. Его угнетенное состояние я связывала лишь с профессиональными проблемами. И только. Лично у меня не сложилось ощущения предгрозового напряжения. Хотя, конечно, я многого не знала. Помню только, что в «Останкино» была встреча 14 человек из Совета директоров. Влад вернулся оттуда очень мрачный. Когда его спрашивали журналисты, он говорил: «Читайте в газетах, там все написано». А потом выяснилось, что на этой встрече было принято решение о запрете рекламы на определенный период.

ИГОРЬ УГОЛЬНИКОВ. Что-то происходило... Влад переживал все это по-мужски, не выплескивая, не обсуждая. Если бы он хотя бы что-то кому-то сказал... А он ничего и никому. Я думаю, что Влад понимал: либо руководить компанией полностью, все делать самому и до конца, либо идти на компромиссы с кем-то, а значит, с собой. Я думаю, что в самое последнее время он это и решал. Отсюда такая напряженность. Тот, кто полностью управлял бы делами на ОРТ, становился бы, попросту говоря, королем: эфир, реклама, деньги, а главное общественное сознание. Причем трон передавался бы не по наследству. Его надо было опять завоевывать. И дело тут не в рекламе. Тут решались глобальные вопросы. Да, была просто зависть к Владу. Но когда завидуют долго и мучительно, когда зависть висит в воздухе, она в конечном счете чем-то разрешается. Слово, сказанное со злобой, всегда может превратиться в пулю. Когда человек богат, известен, талантлив, силен, счастлив и любим, то рано или поздно общая зависть проявит себя в поступке.