Владычица морей

Николай Николаевич знал о себе, что сам он тоже полицейский, но особого склада. Давно не был в квартире у Геннадия Ивановича. Тут устроено было что-то вроде Петровского зимовья, на Конюшенной, где воет пурга, как шторм бушует по берегу Охотского моря. В бревенчатом зимовье принимал он людей, приходящих к нему со всех стран по морю и доставлявших что надо. Не ждал Невельской, что из Петербурга пришлют новые образцы оружия и апельсины для детей, а получал все это от иностранцев на золото, которое с казаками и солдатами и с бабами, в том числе и со своей звездой, Екатериной Ивановной, мыл в речке Иски сам. В Петербурге расплачивается он не золотом. Золотого песка тут нет, есть золотые жилы и золотые эполеты и прочее. Но Невельскому назначен такой пенсион, что любой может позавидовать. Получает он жалованье и в ученом совете при Адмиралтействе. Он один из директоров Общества Пароходства и Торговли. У него и у его жены — собственные богатые поместья. У нее в Смоленской губернии, от предков, у него от матери, в Костромской, и еще куплено по возвращении с Амура имение с крепостными на богатейших пензенских землях. Почва там как пух. Когда приехали впервые и посмотрели на урожай — диву дались. Невельской в ус не дует, что предстоит освобождение крестьян и дележ земель. Он средствами снабжен со всех сторон, ему все дано, и деньги, и земли, и полная возможность стать богатым. Живи припеваючи и не горюй, только нигде не заявляй свое мнение и не лезь к тем, кто сам хочет сделать карьеру, оставить свое имя в веках. И вообще не мешай другим, сиди у себя на Конюшенной, как на побережье Охотского моря, откуда бывает виден и берег Сахалина, и кажется, что недалеко и до Японии, и до Калифорнии, и до Кокосовых островов. Продолжай мечтать. Он и теперь вел исследования глубин моря и побережий Тихого океана. И не обращал ни на что внимания, словно одиночество привычно и въелось в него.

— Это китайская газета! — подал лист Геннадий Иванович. — У меня был американский мессионер, которого я знаю давно, доставил мне пекинский правительственный официоз. Привез прокламации китайских революционеров, у которых был сам. В восторге от Хуна и его философии.

Оказалось, что у Невельского есть все те печатные материалы тайпинов, про которые слухи ходят давно: молитвенники, прокламации, кодексы чести, семейной жизни, инструкции правительства о правильных интимных отношениях… Сибирцев уверял Муравьева, что желает со временем сам попасть к тайпинам, посмотреть на них, проверить противоречивые сведения про это великое восстание китайского народа, которые идут со всех сторон.

— Они христиане и учат, что европейские христиане их братья. А европейские братья говорят про тайпинов, что добра от них нечего ждать и что если взять в руки Китай, то можно царствующей династии помочь перерубить всем революционерам головы.

— У меня старая дружба с отцами-миссионерами, возвратившимися в разные поры после службы в Пекинском подворье. Отслужили в столице Китая свой срок и нынче обучают молодежь в Петербурге. Они охотно переводят для меня. Суть дела их тревожит меньше, чем нас. Ну, так Сибирцев поехал…

— Я хочу поручить ему передачу нескольких артиллерийских орудий китайцам. А то они мне написали, что благотворительную путятинскую артиллерию к ним через Монголию отправлять нельзя, что в Монголии живет очень глупый народ, которому ничего подобного показывать нельзя. А видно, дело не в том, что в Монголии народ глупый, а в том, что монголы спят и видят отложиться от Китая. Отборные войска китайского императора составлены из маньчжур и монголов. Сейчас они назначают монгольского князя главнокомандующим. Раз монголы такие хорошие воины, то и нельзя допустить, чтобы через их страну везли бы новейшие орудия в Пекин. В этом и весь дипломатический секрет. Сибирцеву я велел подобрать себе команду из матросов, с которыми, кстати сказать, он плавал в Японию, а с некоторыми побывал и в плену. Теперь после побывки они отправлены из Петербурга через Сибирь и ждут сплава, чтобы идти по Амуру вниз. А там дальше посмотрим. Сибирцев пригодится…

— Вам, Николай Николаевич, надо рявкнуть на человека, взбутетенить его, и от вашего губернаторского рыка слабый развалится, а Сибирцев станет еще крепче. Я поразился, как Сибирцев читает по-китайски. Я не ожидал. Я показал ему китайскую прокламацию, а он прямо с листа прочитал ее, как по-русски. Способности у этого коммерческого ребенка поразительные. Я не преминул воспользоваться.