Владычица морей

Всюду шум, стук и грохот. Слышно, как вбивают сваи, где-то ухает паровой локомобиль и что-то рушится с грохотом. Кто бы мог подумать, что жадные дельцы и обогащающиеся от них чиновники так оживят и заставят расцвести провинциальный город, в котором была довольно скромная гавань. Новый век: коррупция — двигатель прогресса. Буржуа и казнокрады осуществляли планы Вильгельма Завоевателя и Людовика Четырнадцатого. Французы напомнят британцам 1066-й[16]год.

Осень 1856 года. Пора, когда у нас в России деревья обнажены и грязь на дорогах. По извилистым ложбинам домики в черепице, фруктовые сады и виноградники. Эти маленькие пригороды ближе к небу, чем кресты старинных церквей и башни нового собора с колоннадой и с лепкой по фронтону.

Обеденный час. Всюду расположились рабочие, довольно молодые люди, взятые подрядчиками на выбор. Они едят под открытым небом, сидя на траве, на скамейках, на камнях и досках. Несколько парней играют в мяч, силы еще остались. Девицы и женщины с кувшинами, корзинами и глиняными бутылями предлагают домашние приготовления, плоды садов и виноградников, обращаясь к бродящим по городу и окрестностям путешественникам и морякам из разных стран. Вино и устрицы… Всюду бочки, тучные и малые, они сплошь стоят на земле и на телегах. Вдоль улиц города ряды лотков и грубосбитых дощатых столов с рыбой, лангустами, а также с нормандскими вышитыми рубахами и шляпами, с изделиями из кожи, луба, с пиджаками и кафтанами из самокатного сукна, с картузами и рыбацкими сапогами. В каждом доме лавка; с бакалейным товаром, с конфекцией или припасами, и кажется, что весь город — сплошной базар. В старых, подкрашенных домишках вырублены модные витрины и за стеклами без переплетов выставлены дорогие товары. Есть солидные отделения парижских фирм в новых каменных домах.

Два загорелых господина подымаются по склону холма бодрой походкой бывалых путешественников. Возраст еще не начал подтачивать их силы. Уверенно ступают их ноги, обутые в крепкие башмаки в блеске, сверкающем даже через пыль. Оба чуть выше среднего роста. Оба в белоснежных стоячих воротничках. Один с чуть заметной проседью в бакенбардах. Он в белой соломенной шляпе, в узком черном сюртуке, который подчеркивает статность. На ногах — полосатые брюки. Взглянув на него, можно было бы вспомнить тот мир, по имени которого модный парижский магазин назван «Old England»[17]. Он идет молча. Изредка внимательно и с интересом взглядывая то на морской залив с кораблями, то на собеседника.

Другой в жесткой соломенной шляпе канотье и в сером сюртуке, в светлом, в меру пестром галстуке. Светлый цвет модного платья не отяжелял его спортивного сложения.

В этот солнечный час, на прогулке, так выглядели Путятин и Муравьев. С кем поведешься, от того и наберешься. У Путятина склонение стрелки компаса на Англию. У Муравьева — на Францию. Из этих стран Европы, как у надежных кормилиц, много выпили они молока, набираясь сил для службы предназначенному судьбой долгу. После коронации молодого государя Муравьев приехал на короткое время во Францию.

На рейде видны корвет и клипер под андреевскими флагами. В Шербурге сделаны некоторые исправления, проверены приборы, произведены закупки, взята вода, уголь, проверены машины. Словом, совершено все то, для чего по традиции перед кругосветным плаванием заходили всегда в Портсмут. На этот раз бросили якоря в Шербурге. Не потому, что нелегко иметь дело с англичанами. Чувство взаимной настороженности и прежде бывало. Неприязнь к русским так сильна, что даже в Крыму неохотно воевали с нами. Да и нельзя на всякое новое дело смотреть из их рук, выкладывать им все свои намерения. Иное дело французы. Они дрались, не щадя себя, как и наши, вообще они простецкий народ, с ними лучше иметь дело. Кстати, надо было видеть их новый порт и крепость. А наша эскадра пойдет в тихоокеанскую Россию, туда, где все не так, как в пристоличных губерниях с крепостным крестьянством, но где все же настоящая Россия, хотя природой и жизнью похожая более на Кубань или на Америку. Там придется строить свои порты. Визит и стоянка в Шербурге дружественный жест.

— Памятник, — говорил Муравьев, — напоминание нации о независимости и гордости Франции.

Николай Николаевич разделяет неприязнь родственников жены к Луи Наполеону. К чести Наполеона надо сказать, что он не мстит и не преследует старую аристократию за оппозицию и злословие. Напротив, он стремится привлечь к себе потомков знати. Ему нужны аристократические имена.

— Не французы враждебны нам. Пальмерстон втягивает их в свои авантюры.

Путятин смолчал.

Наполеон жесток, он авантюрист и выскочка, голубоглазый «душка» для буржуазии. Его взгляды устремлены на Италию, он будет объединять романские народы. Память величья Древнего Рима!..