В Пекин Евфимию Васильевичу, может, удастся проехать, полагал Муравьев, долг мой помочь ему в этом. Но если войти в положение китайцев? Существует наша постоянная духовная миссия, которую морские державы Европы объявили нашим посольством в Китае. Китайцы горды и упрямы. Возьмут себе в голову, что Путятина не надо пускать, мол, есть священники, пожалуйста, пусть живут, а посла России, адмирала, военного, не примем, зачем он нам? Обо всем и всегда можно договориться через духовных, живем с ними дружно. А явится адмирал, свита, адъютанты, охрана. Это взбесит других западных варваров. Их рассуждения: мол, на какого рожна Путятину в Пекин? Зачем дразнить гусей? Разве так надо! Муравьев сам полагает, что с китайским правительством нельзя сноситься лишь через попов.
— Надо предложить Китаю современное вооружение! — сказал Путятин.
Вот с чего хочет начать Путятин! И с убежденностью говорит об этом в Шербурге, в портовом кабачке, после осмотра порта, доков и нашей небольшой эскадры.
— Теперь в любой европейской стране можно закупить артиллерию. Предпочтительно во Франции, усовершенствованную, нарезную. Штуцера для пехоты японцы уже закупают через голландцев; двадцать тысяч нарезных ружей системы Минье.
Путятин сказал, что не надо переправлять военные грузы в Китай морем, нельзя! Нельзя разгружать их в портах Китая на глазах у англичан. Только не в Шанхае! Зачем, когда у нас общая с Китаем граница и огромный опыт торговли и грузовых караванных перевозок чая и других товаров в обе стороны? Из Восточной Сибири любые тяжкие грузы могут быть доставлены особыми караванами на верблюдах через Монголию. Внезапно китайские войска обретут силу сопротивления, надо только учить! Учить, терпеливо и с любовью, как мы учили японцев.
Путятин заговорил на свою любимую тему, как, живя в Японии, он, его офицеры и матросы обучили японцев европейскому кораблестроению. Восхищался японцами, как переимчивы, способны к наукам, какие старательные мастера.
— Легко и основательно постигали все, что мы им предложили узнать. С небольшой нашей помощью, но уже сами заложили вторую шхуну, а перед нашим уходом па «Хэде» из Японии совершенно самостоятельно заложили третий корабль по предоставленным нами в их собственность чертежам. А теперь они открыли школу кораблестроения и пригласили учить голландцев. Благодарны нам остались! Так же можно много полезного принести и Китаю, обучая…
Муравьев слушал слегка откинувшись, с мрачно-ироническим выражением лица, которое можно было принять за снисходительность.
— Чем хвастаетесь! — вдруг вымолвил он. — Что это у нас за мания всех учить! Учить чужих! А сами?.. — он печально покачал головой и добавил властно: — Учите своих, а японцев без нас научат! И не пришлось бы нам в скором времени самим учиться у тех, кого мы желали просветить и облагодетельствовать!
Путятин покраснел и умолк. Не в первый раз Муравьев его срезал, он знал, что Муравьев будет противодействовать.
— Учите своих! Свои в темноте! А чужих не только научат, но и дадут им оружье в руки, указав на нас, как на противников!
Путятина нелегко сбить со взятого курса. Он благоразумный человек и такие замечания снес.
Отступаться не в правилах Евфимия Васильевича. Путятин не имеет никаких намерений обижать Муравьева, огорчать его. Напротив, Муравьев ему приятен. Однако долг превыше всего. Путятин опытен, нелегко ему. Исполнить обет, данный в молодые годы, когда был при смерти и молил о выздоровлении, обещая пойти в монастырь, он не смог. Женился счастливо и служит верно; больше приносит пользы, чем монах молитвами. Много государственных дел проходит через руки Евфимия Васильевича. Он возведен в графы и благодарен государю и должен вечно благодарить за милости.
Настанет время, когда без Путятина не обойтись.
Вернувшись в Лондон, Путятин все обдумал, перечитал, что печаталось о китайских делах, переговорил с нужными людьми. И написал великому князю Константину: