Власть меча

– Ты ошибаешься, брат. В этом искусстве кроются сокровища, рядом с которыми твои маленькие белые камешки покажутся пустяком. Нет, не надо насмехаться.

Хендрик открыл рот – но тут же медленно его закрыл. Он на самом деле никогда прежде о таком не думал, но молодой человек, смотревший на него, обладал некой таинственной силой, особенной энергией, пробравшей Хендрика насквозь и взволновавшей его, хотя он не совсем понимал слова брата.

– Брат, я все решил. Мы уйдет отсюда. Это место слишком мало для нас.

Хендрик кивнул. Эта мысль его не встревожила. Он всю жизнь был бродягой и теперь ощущал готовность снова куда-нибудь отправиться.

– Не только этот крааль, брат. Мы покинем эту страну.

– Покинуть эти земли! – Хендрик вскочил, потом снова сел на табурет.

– Мы должны это сделать. Здесь слишком тесно для нас и для тех камней.

– Куда мы отправимся?

Его брат вскинул руку:

– Мы это скоро обсудим, но сначала ты должен избавить нас от этого белого ребенка, которого привел с собой. Он даже опаснее камней. Он приведет сюда белую полицию еще быстрее. А когда ты это сделаешь, брат, мы будем готовы отправиться туда, куда должны, и сделать то, что нам следует.

Темный Хендрик обладал огромной силой, как физической, так и духовной. Он мало чего боялся, мог испытать всякое и пострадать за желаемое, но он всегда следовал за кем-то. Всегда находился человек сильнее и бесстрашнее, который вел его за собой.

– Сделаем так, как ты говоришь, брат, – согласился он. И инстинктивно понял, что нашел того, кто заменит человека, которого он оставил умирать на скале в пустыне.

– Я буду ждать здесь до завтрашнего восхода, – сказал Темный Хендрик белому мальчику. – Если не вернешься к тому времени, я буду знать, что с тобой все в порядке.

– Я увижу тебя снова, Хенни? – с тоской спросил Манфред, и Хендрик заколебался на грани пустого обещания.

– Думаю, теперь мы пойдем разными путями, Мани. – Он опустил руку на плечо Манфреда. – Но я буду часто думать о тебе… и кто знает, возможно, однажды наши дороги снова пересекутся.

Он сжал плечо Манфреда и заметил, что оно стало мускулистым, как у взрослого мужчины.

– Иди с миром и будь таким же человеком, как твой отец.

Он слегка подтолкнул Манфреда, но белый мальчик медлил.

– Хендрик, – прошептал он, – мне хочется многое тебе сказать… но у меня нет слов.

– Иди, – повторил Хендрик. – Мы оба знаем. Ничего говорить не нужно. Иди, Мани.

Манфред поднял свой мешок и свернутое одеяло и вышел из подлеска на пыльную, изрытую колеями дорогу. Юноша направился к деревне, к церковному шпилю, – в нем Манфред увидел нечто вроде символа своего нового существования, который одновременно и манил, и отталкивал его.

На повороте дороги он оглянулся. Не увидев большого овамбо, продолжил путь по главной улице, к церкви в дальнем ее конце.

Не задумываясь, он свернул с главной улицы и подошел к зданию со стороны санитарной полосы, как и во время последнего визита с отцом. Узкий переулок был огорожен пышными кустами маранты, и Манфред почуял запах ведер с отбросами, что стояли за маленькой раздвижной дверью хозяйственной пристройки, выходившей на этот переулок. Он помедлил у задней калитки, потом поднял щеколду и медленно направился по длинной дорожке.

На полпути его остановил чей-то рев, и Манфред опасливо огляделся. Потом снова послышался рев, а затем громкий голос, кого-то убеждающий или язвительно возражающий. Звуки доносились из ветхого строения в глубине двора, похожего на большой дровяной сарай.

Манфред осторожно подобрался к сараю и заглянул внутрь из-за дверного косяка. Внутри было темно, но, когда его глаза приспособились, Манфред увидел что-то вроде мастерской, где в одном конце стояла наковальня, а на стенах висели инструменты. Земляной пол был голым, и в середине стоял на коленях Тромп Бирман, Божий Глас.

На нем были черные брюки от костюма и белая рубашка с белым галстуком, символом его служения. Пиджак он повесил на кузнечные щипцы над наковальней. Густая борода Тромпа Бирмана была обращена к потолку, глаза закрыты, руки подняты в жесте то ли капитуляции, то ли мольбы; но его тон был далек от смирения.

– О Бог Израиля, я настоятельно призываю Тебя дать ответ на молитвы Твоего слуги, направить его в этом деле. Как я могу исполнить Твою волю, если я не знаю, в чем она заключается? Я лишь скромный инструмент, я не осмелюсь принять это решение самостоятельно! Снизойди, о Господь, прояви жалость к моему неведению и глупости и дай знать Твои намерения…

Внезапно Тромп умолк и открыл глаза. Его огромная, лохматая львиная голова повернулась, и глаза, подобные глазам пророка из Ветхого Завета, впились в душу Манфреда.

Манфред поспешно сорвал с головы бесформенную пропотевшую шляпу и обеими руками прижал ее к груди.

– Я вернулся, оом, – сказал он. – Вы же говорили, что я должен вернуться.