Властелин Колец

Тогда Пин ударил остриём вверх, и покрытый письменами клинок Запада пронзил шкуру и глубоко ушёл в сердце тролля; потоком хлынула чёрная кровь. Тролль начал валиться ничком и рухнул с треском, словно падающая скала, похоронив тех, кто под ним. Чернота, вонь и сокрушительная боль обрушились на Пина, и его мысль провалилась в великую тьму.

"Всё кончится, как я и предполагал", — сказала она, отлетая, и слегка рассмеялась в нём прежде, чем упорхнула: почти весёлой казалась она, отбросившая, наконец, все сомнения, заботы и страх. А затем, как раз, когда эта мысль улетучивалась в забытьё, до неё донеслись голоса, словно бы кричавшие откуда-то сверху, из оставшегося там мира, какие-то старые слова:

— Орлы приближаются! Орлы приближаются!

На мгновение мысль Пина заколебалась. "Бильбо! — сказала она. — Но, нет! Это было в его истории, давным-давно. А это моя история, и она теперь кончилась. До свидания!"

И его мысль улетела далеко, и глаза Пина не видели больше.

КНИГА VI

Возвращение короля. Летопись третья из эпопеи «Властелин Колец»

Глава I

Крепость Кирит Ангола

Сэм с трудом заставил себя подняться с земли. На какое-то мгновение он задался вопросом, где это он, а потом к нему вернулись все страдания и отчаяние. Он был в глубокой тьме с наружной стороны нижних ворот твердыни орков; её медные двери были заперты. Должно быть, он упал, оглушённый, когда с силой бросился на них, но как долго он лежал здесь, Сэм не знал. Тогда он был в огне, отчаянии и ярости, теперь замёрз и дрожал. Сэм подполз к дверям и прижал к ним ухо.

Далеко внутри он слабо различил голоса галдевших орков, но вскоре они замолчали или вышли из пределов слышимости, и всё стихло. Его голова болела, а перед глазами мельтешили в темноте призрачные огни, но Сэм постарался взять себя в руки, успокоиться и подумать. Было ясно, что, во всяком случае, нечего и надеяться попасть в крепость орков через эти ворота: он может прождать здесь дни, прежде чем их откроют, а он не должен ждать. Время было отчаянно драгоценно. Сэм больше не испытывал никаких сомнений относительно своего долга: он должен спасти своего хозяина или погибнуть, пытаясь сделать это.

— На гибель-то больше похоже, да и, как ни посмотри, сделать это гораздо легче, — мрачно пробормотал он себе под нос, спрятал Разитель в ножны и повернулся к медным дверям спиной.

Медленно нащупывал он обратный путь в темноте туннеля, не смея воспользоваться эльфийским светильником, и на ходу пытался свести воедино события, происшедшие с тех пор, как они с Фродо покинули Перепутье, а заодно прикидывал, сколько сейчас времени. По его предположению, где-то между одним днём и следующим, но даже дням он совершенно потерял счёт. Он был в краю тьмы, где дни, существующие там, в мире, казалось, были забыты, и все, попавшие сюда, были забыты тоже.

— Интересно, вспоминают ли они о нас вообще, — пробормотал он, — и что приключилось с ними со всеми там? — Он неопределённо взмахнул рукой в воздухе перед собой, но на самом деле Сэм был сейчас лицом к югу, поскольку возвращался в туннель Раконы, а не к западу.

Далеко на западе, в мире, дело шло к полдню четырнадцатого марта по счёту Шира, и именно сейчас Арагорн вёл чёрный флот от Пеларгира, а Мерри скакал с ристанийцами вниз по Камневозной долине, пока в Минас Тирите разгорались пожары и Пин наблюдал, как в глазах Денетора растёт безумие. Однако среди всех забот и страхов мысли их друзей постоянно обращались к Фродо и Сэму. Их не забыли. Но они были далеко за пределами помощи, и ничья мысль ничем не могла сейчас помочь Сэммиуму, сыну Хамфаста; он был совершенно один.

Наконец Сэм вернулся к каменной двери используемого орками коридора и, всё ещё не в состоянии обнаружить щеколду или засов, держащие её, вскарабкался, как и прежде, наверх, и мягко плюхнулся на землю. Затем он с опаской двинулся к выходу из туннеля Раконы, где обрывки большой паутины до сих пор развевались и колыхались в холодных струях воздуха. Потому что холодными показались они Сэму после душной, зловонной тьмы позади, но воздух, принесённый ими, оживил его. Он осторожно выбрался наружу.

Всё было угрожающе тихо. Света падало не больше, чем в сумерки под конец пасмурного дня. Густые испарения, поднимавшиеся в Мордоре и медленно плывшие к западу, тянулись чуть ли не над головой: огромная, колышущаяся пелена дыма и туч, сейчас опять подсвеченная снизу багровым заревом.