Властелин Колец

Ведь мы, старые энты, — пастухи деревьев. Мало нас осталось. Говорят, что с годами овцы становятся похожими на пастухов, а пастухи на овец. Только перемена эта происходит медленно, а овцы и пастухи живут недолго. У деревьев и энтов подобие наступает быстрее, а живут они бок о бок веками. Энты во многом похожи на эльфов: они меньше, чем люди, занимаются собой, зато лучше понимают, что делается внутри у других. И на людей энты похожи, потому что быстрее, чем эльфы, меняют внешние формы и краски, когда что-то меняется вокруг них. Может быть, мы лучше и тех, и других, потому что более постоянны. Если уж чем-нибудь занимаемся, то подолгу.

Некоторые мои соплеменники стали почти совсем как деревья, и нелегко найти повод, чтобы сдвинуть их с места. Они и говорят только шепотом. А у некоторых моих деревьев ветки гибкие, как руки, и многие из них умеют и любят со мной разговаривать, Конечно, всему этому положили начало эльфы. Это они будили деревья, учили их своему языку и сами узнавали лесные наречия. Эльфы всегда пытались понять мир и заговаривали со всеми живущими в нем. Но наступила Великая Тьма, эльфы уплыли за Море или бежали в дальние края, скрылись в укромных уголках, где до сих пор поют песни о Давних днях. Те дни не вернутся. Никогда.

Да-да, когда-то лес тянулся до самых Синих гор, а здесь был всего лишь его восточный край. Вольные были времена! Я мог тогда целыми днями бродить и петь и не слышать ничего, кроме эха своего голоса, отраженного горами. Наш лес был похож на Лотлориэн, только он был моложе, сильнее, с буйной зеленью. А как тут пахло! Я иногда неделями ничего не делал, только дышал…

Древесник смолк. Он все шел вперед, на удивление бесшумно переставляя огромные ноги. Затем он что-то зашептал себе под нос, потом шепот стал громче и напевнее, хоббиты начали прислушиваться и вдруг поняли, что лесной великан поет для них!

Под вербами в лугах Тасаринана бродил весной.

Как пахла и цвела весна в Нантасарионе!И я сказал, что это хорошо.Под вязами стоял в Оссирианде летом.О свет и музыка, которую несли семь рек Оссира!Подумал я, что лучше не бывает.Под буки в Нельдорет пришел под осень.

О вздохи листьев золотых и красныхВ осенних Таур-на-Нельдорских полянах!То было больше, чем я мог желать.В горах Дорфониона встретил зиму.На Ород-на-Тоне она белела снегом,

Гудела в соснах вьюжными ветрами, —Я с ними вместе пел под чистым звонким небом.Сейчас все эти страны скрыло Море,А я брожу в земле отцов, Фангорне.Здесь Амбарона, Тауреморна, Алдаломэ…Здесь корни глубоко душа пустила,

И лет упало больше, чем осенних листьевВ Тауреморналомэ…

Древесник закончил петь и шел дальше молча, а во всем большом лесу залегла такая тишина, что ни один листик не шелестел.

* * *

День угасал. Под деревья заползали тени. Наконец хоббиты увидели перед собой крутой и темный горный склон — они оказались у подножия гор, у зеленых корней высоченного Метедраса. Из родника под горой начиналась река Энтов: молодой ручей с шумными всплесками тек по камням навстречу путникам. Справа от ручья серел в вечернем свете пологий травянистый склон. Деревья на нем не росли, и ничто не заслоняло неба, по которому в чистых озерах синевы меж облаков уже плавали звезды.

Древесник пошел прямо в гору, не замедляя шага. Вдруг хоббиты увидели перед собой что-то вроде широких ворот. Два огромных дерева стояли по обе стороны, как живые столбы, а вместо дверей между ними переплелись ветки. Когда старый энт подошел, ветки поднялись и раздвинулись, темные блестящие листья на них задрожали и зашелестели. По-видимому, эти листья не опадали вообще. За «воротами» открывалась широкая площадка, как пол большого зала, высеченного в склоне горы. «Стены» зала косо поднимались вверх, достигая в конце высоты локтей в пятьдесят, а вдоль каждой тянулся ряд деревьев — чем глубже, тем выше.