Друзья с трудом полезли по каменным ступеням, которые по величине явно не подходили для хоббичьих ног. Поглощенные подъемом, они старательно лезли по скале, даже не задавая себе вопроса, каким это удивительным образом у них так быстро позаживали раны и синяки, и откуда появилось столько сил. Наконец оба оказались у края карниза, почти там, где стоял старый ствол. Кое-как вскарабкавшись на сам карниз, они встали во весь рост спиной к скале, глубоко вздохнули и посмотрели на восток. Убедились, что в лес они зашли всего на какие-нибудь три-четыре мили, не больше; перед ними верхушки деревьев шли вниз, до равнины, а на самом ее краю в небо поднимались столбы и завитки черного дыма, ветер их гнул в сторону Фангорна.
— Ветер меняется, — сказал Мерри. — Снова дует с востока. Здесь на горе холодновато.
— Да, — отозвался Пипин. — Боюсь, что хорошая погода снова кончится и станет пасмурно. А жаль! Этот старый косматый лес совсем по-другому выглядит, когда светит солнце. Мне кажется, я уже начинаю его любить.
— Он начинает его любить! Ну и ну! Очень приятно слышать, — произнес сверху странный медленный голос. — Ну-ка, повернитесь, покажите ваши рожицы! Мне вот кажется, что я вас еще не полюбил, но не хочу судить слишком поспешно. Поворачивайтесь, ох-хо!..
Огромные ладони с узловатыми пальцами легли на плечи хоббитам и мягко, но решительно повернули их на месте, потом две большие сильные руки подняли их в воздух.
И хоббиты увидели перед собой необычное, удивительное лицо, принадлежавшее не то человеку, не то троллю, громадному, локтей в пятнадцать ростом, с продолговатой головой, сидевшей почти без шеи на крепком туловище. Трудно сказать, была ли на нем одежда из какой-то серовато-зеленой, похожей на древесную кору ткани, или то была его собственная кожа-кора. Руки от плеч были гладкими и темно-коричневыми. На ногах — по семь пальцев. Нижняя часть лица заросла густой косматой бородой. Борода была седая, волосы в ней были жесткими, как прутья, и волнистыми, а по краям пушились, как мох. Больше всего хоббитов поразили глаза великана, которые рассматривали их неспешно, серьезно и проницательно. Карие, с каким-то бронзовым оттенком, с прозеленью, они были глубокими, как колодцы. Пипин потом не раз пытался описать, какое впечатление они на него сразу произвели, и вот что у него получилось:
«Я чувствовал, что за ними — бездонный колодец, полный извечных воспоминаний и длинных медленных мыслей; на поверхности искрилось отражение настоящего, как отблеск солнца на листьях громадного дерева или на глади очень глубокого озера, когда сверху слегка рябит вода. Я не могу правильно выразить всего, но мне казалось, что вдруг проснулось что-то, что вырастает из земли, что до сих пор спало и ощущало только себя от корней до прожилок в листьях между недрами земли и небом; проснулось и смотрит на меня с той же неспешной сосредоточенностью, с которой с незапамятных лет занималось своими внутренними делами».
Но это потом, а пока…
— Ох-хо… — басовитым шепотом прогудел низкий трубный голос. — Странно, очень странно. Не хочу судить поспешно, это мне не свойственно. Если бы я вас только увидел, не слыша ваших голосов… Голоса ваши мне понравились, приятные у вас голосочки; что-то мне напоминают, не припомню, что… Так вот, если бы я вместо того, чтобы вас услышать, сначала увидел, то, наверное, затоптал бы, принял бы за орчат, а потом заметил бы ошибку. Странные вы создания, очень странные корешки и веточки.
Ошеломленный Пипин перестал бояться. Под взглядом этих глаз было интересно, но совсем не страшно.
— Пожалуйста, очень прошу, — сказал он, — скажи, кто ты и что здесь делаешь?
Странные глаза-колодцы погасли, прикрыв свои глубины чем-то прозрачно-невидимым, но непроницаемым.
— Охо-хо… — прогудел бас. — Я
— Энт? — переспросил Мерри. — А что это означает? Как ты сам себя называешь? Какое у тебя настоящее имя?
— Гу-у!.. — ответил Древесник. — Ох-хо! Долго придется говорить. Не спешите. Это я должен задавать вопросы, а вам надо отвечать. Вы ко мне пришли. Кто
Гм-гм… дальше…