— Дважды нес ты меня, друг мой, — сказал Гэндальф. — Третий раз, если пожелаешь, заплатит за все. Я сейчас не тяжелее, чем когда ты унес меня с Зиракзигила.
— Я понесу тебя, — ответил Гвайхир, — куда захочешь — будь ты даже высечен из камня.
— Тогда летим, и пусть брат твой летит с нами, и кто-нибудь еще — самый быстрый из твоего народа! Ибо мы должны обогнать ветер, больше — обогнать назгулов.
— Дует Северный Ветер, но мы обгоним его, — проговорил Гвайхир. Он поднял Гэндальфа и поспешил на юг, а за ним — Ландровал и юный Менельдор. Они миновали Льдистоустье и Горгороф — и перед ними, разливая пламя, вспыхнула Роковая Гора.
— Я рад, что ты со мной — здесь и сейчас, Сэм, — сказал Фродо.
— Да, я с вами, хозяин, — отозвался Сэм, тихонько кладя раненую руку Фродо ему на грудь. — А вы со мной. И поход кончен. Но после того, как мы прошли весь этот путь, мне очень не хочется сдаваться. Не по мне это, если вы меня понимаете.
— Так уж устроен мир, Сэм, — сказал Фродо. — Надежды нет. Конец близок. Осталось недолго. Мы затеряны в развалинах, спасенья нет.
— Ну, хозяин, хоть уйти-то от этого жуткого места, от Пасти Рока, или как ее там, мы, на худой конец, можем, разве нет? Идемте, господин Фродо, спустимся по тракту!
— Хорошо, Сэм, если ты хочешь, я пойду, — проговорил Фродо; они поднялись и устало двинулись вниз по дороге. И едва они подошли к дрожащему подножию Горы, из Саммат-Наура вырвался столб дыма, стена конуса обвалилась, и широкий огненный поток медленной гремящей рекой покатился по восточному склону.
Фродо и Сэм не могли идти дальше. Последние силы тела и духа быстро таяли. Хоббиты добрели до пологого холма у подножия Горы; но и на нем спасения не было. Это был остров — а вокруг разверзалась земля, из ям и трещин вырывался дым. Позади сотрясалась Гора. Медленно стекали по длинным склонам реки пламени. Шел дождь из горячей золы.
Они стояли; и Сэм все еще держал хозяина за руку, ласково поглаживая ее.
Он вздохнул.
— А все же мы побывали в сказке, господин Фродо, правда? Хотел бы я послушать, как ее рассказывают! Как вы думаете, скажут они: «А теперь черед истории про Фродо о Девяти Пальцах и Роковое Кольцо»? И тогда все затихнут, совсем как мы, когда нам в Светлояре рассказывали о Берене-Одноруком и Великом Алмазе… Эх, послушать бы мне ее! Да узнать бы, как она дальше пойдет — после нас, хочу я сказать.
Он все болтал, отгоняя страх, а глаза его смотрели на север, туда, где небо было чистым: холодный ветер разгонял тьму и обрывки туч.
Такими Гвайхир и увидел их, когда снизился по ветру и, презрев опасность, закружился над Горой: две крохотные темные фигурки, одинокие, рука в руке стоящие на маленьком холме — а земля вокруг тряслась и задыхалась, и огненные реки все приближались. И, едва он их высмотрел и полетел вниз, они упали — истощенные, или задушенные дымом и жаром, или сраженные отчаяньем, закрыв глаза, чтобы не видеть смерть.
Они лежали рядом; и Гвайхир ринулся вниз, а следом — и Менельдор Быстрый. И в беспамятстве, не знающих, какая судьба постигла их, странников подняли и унесли далеко от тьмы и пламени.
Когда Сэм очнулся, то обнаружил, что лежит на каком-то мягком ложе, а над ним тихонько колышутся буковые ветви, и сквозь их молодую листву проблескивает солнце — зелень и золото. Воздух был полон благоуханием.
Он помнил этот запах: аромат Ифилиэна. «Ну, дела! — подумал он. — Это сколько же я спал?» Запах вернул его в день, когда он развел костер под солнечным бережком; и на миг все остальное выскользнуло из памяти. Он потянулся и глубоко вздохнул.
И приснится же такое! — пробормотал он. — Как здорово проснуться! — он сел и увидел, что Фродо лежит рядом и мирно спит — одна рука за головой, другая на одеяле. Третьего пальца на этой руке не было.
Тут память вернулась, и Сэм вскрикнул:
— Это был не сон!.. Где же мы?
Ответил тихий голос:
— В Ифилиэне, во владениях Короля; он ждет вас, — и перед ним возник Гэндальф, одетый в белое, борода его сияла на солнце, как чистый снег. — Ну, мастер Сэммиус, как вы себя чувствуете? — осведомился он.
Но Сэм вытаращился на него, открыв рот; на миг он окаменел. Смятение и радость боролись в нем.
— Гэндальф! — выдохнул он наконец. — Ущипните меня! Ты ж умер!.. Да, а недавно я думал, что я сам умер… Неужто все беды стали неправдой? Что творится с миром?
— Завеса Тьмы рассеяна, — сказал Гэндальф и засмеялся, и смех был подобен музыке или журчанию воды в иссохшем краю; и Сэму подумалось, что он бессчетные дни не слышал смеха. Он звучал в его ушах отзвуком всех шуток, какие только знал хоббит. Но сам он расплакался. Потом, словно бы ласковый дождь унесся ветром весны, и солнце засияло ярче, слезы его высохли, и зазвенел смех, и смеясь, он вскочил с ложа.
— Как я себя чувствую? — повторил он. — У меня и слов-то таких нет… Ну, ровно травка по весне, или лист под солнцем… или грубы и арфы играют — и песни все новые! — он осекся и повернулся к хозяину. — А вот как господин Фродо? Ему больше моего досталось — рука-то… В остальном-то он, надеюсь, в порядке?..