Влияние морской силы на историю

Регентство и номинальное управление Францией перешло к другому члену королевской фамилии; но действительным правителем был кардинал Флери, наставник молодого короля, которому было теперь тринадцать лет. Попытки сместить наставника привели только к дарованию ему звания, а также и власти министра в 1726 г. В это время сэр Роберт Вальполь сделался первым министром Англии, с влиянием и властью, которые обеспечили за ним почти безраздельное руководство политикой государства. Главным желанием обоих – Вальполя и Флери – был мир, особенно в Западной Европе. Франция и Англия поэтому продолжали действовать вместе для достижения этой цели, и хотя им не удалось совершенно заглушить всякий ропот, тем не менее в течение нескольких лет они успешно предотвращали взрыв. Но если цели двух министров, таким образом, совпадали, то мотивы, побуждавшие их к одинаковому образу действий, были различны. Вальполь желал мира из-за все еще не решенного вопроса об английском престолонаследии и ради мирного роста английской торговли, которая, так сказать, всегда была перед его глазами, а вероятно, также и потому, что дух его, не терпевший равных ему в правительстве, опасался войны, которая могла бы выдвинуть более сильных людей. Флери, достаточно уверенный в поддержке трона и в своей собственной власти, желал, подобно Вальполю, мирного развития своей страны и уклонялся от войны из-за любви к отдыху, естественной в его преклонном возрасте, ибо ему было семьдесят три года, когда он вступил в должность, и девяносто, когда он потерял ее вместе с жизнью. При его мягком правлении к Франции вернулось благосостояние. Случайный путешественник мог даже заметить перемену в физиономии страны и народа. Тем не менее может явиться сомнение, была ли эта перемена вызвана правлением спокойного старца или только естественной приспособленностью народа, не разорявшегося более войной и не изолированного от остального мира. Французские авторитеты говорят, впрочем, что земледелие не ожило. Несомненно, однако, что процветание Франции на море сделало замечательный шаг вперед, благодаря главным образом отмене торговых ограничений в годы, непосредственно последовавшие за смертью Людовика XIV. Вест-Индские острова особенно разбогатели, и их процветание естественно разделялось портами метрополии, которые вели с ними торговлю. В Вест-Индии Франция получила в то время решительное преобладание над Англией; ценность одной лишь французской половины Гаити была равна ценности всех английских владений в Вест-Индии, и французские кофе и сахар вытесняли английские с европейских рынков. Французские историки заявляют также о подобном же превосходстве французов над англичанами в средиземноморской и левантийской торговле. В то же время ожила Ост-Индская компания, и ее французская база, самое название которой (Бретонский город Востока) говорит о сношениях с Востоком, быстро сделалась блестящим городом. Пондишери на Коромандельском берегу и Чандернагор на Ганге, главные центры французского могущества и торговли в Индии, быстро развивались; Иль-де-Бурбон (Isle de Bourbon) и Иль-де-Франс (Isle de France) – теперь о-в Св. Маврикия, положение которых так благоприятно для контроля над Индийским океаном, сделались – один богатой земледельческой колонией, а другой – сильной морской станцией. Монополия компании распространялась только на торговлю между отечественными портами и главными станциями в Индии; торговое судоходство по индийским морям было открыто для частной предприимчивости и развивалось еще быстрее. Это великое движение, чисто самопроизвольное и даже встречавшееся с недоверием правительства, так сказать, олицетворялось двумя деятелями: Дюплэ (Dupleix) и Ля Бурдоннэ (La Bourdonnais), которые, первый в Чандернагоре, а второй в Иль-де-Франсе, вызывали к жизни и направляли все предприятия, созидавшие силу и престиж Фракции в восточных морях. Начавшемуся движению, которому после того как оно сделало Францию соперником Англии на Индостанском полуострове и на мгновение обещало было ей ту великую империю, которая украсила новым титулом королеву Великобритании, было суждено, в конце концов, зачахнуть и погибнуть перед лицом морского могущества Англии. Размеры этого расширения французской торговли, явившиеся следствием мира и отмены ограничений, а никак не правительственного покровительства, объяснялись ростом французского торгового флота, в котором в годы смерти Людовика XIV насчитывалось только триста судов, а двадцать лет спустя имелось тысяча восемьсот. Это, говорит французский историк, опровергает «порожденные нашими несчастьями печальные предрассудки, будто Франция не приспособлена к морской торговле, – единственной торговле, которая безгранично расширяет силу нации вместе со сферой ее деятельности»[82]

. Это свободное движение народа не вызывало одобрения со стороны Флери, который, казалось, смотрел на него с недоверием курицы, высидевшей утят. Он и Вальполь были одинаковыми сторонниками мира, но Вальполь был обязан считаться с английским народом, который чутко относился ко всякого рода соперничеству на море и в торговле. Сверх того, Флери унаследовал злосчастную политику Людовика XIV; его глаза были обращены на континент. В самом деле, он не желал следовать линии регентства в ссоре с Испанией и скорее склонялся к сближению с ней; и хотя некоторое время он не был способен достигнуть этого, не пожертвовав своей мирной политикой, из-за неугомонной вражды Испании к Англии, тем не менее его мысль постоянно была занята усилением положения Франции на суше через утверждение повсюду, где это было возможно, принцев дома Бурбонов, связанных фамильными узами. Он допускал все больший и больший упадок военного флота. «Французское правительство покинуло море в тот самый момент, когда нация через посредство частных предпринимателей пыталась вновь завоевать его». Численность флота упала до пятидесяти четырех линейных кораблей и фрегатов, находившихся большей частью в плохом состоянии, и даже после того, как война с Англией угрожала Франции в течение пяти лет, последняя все еще имела только сорок пять линейных кораблей против девяноста английских. Разница эта предопределила результаты четверти столетия непрерывных войн.