Влюбленные

Ночью женщины почти не спали, и ближе к утру Амелия почувствовала, что ей в глаза будто песку насы́пали — так они болели и слезились. Она мечтала о ду́ше, поскольку умываний в туалете для посетителей, где она горстями плескала в лицо холодную воду, было явно недостаточно, чтобы почувствовать себя чистой или хотя бы освеженной. Кроме того, у нее ныл и чесался локоть, который она ушибла об асфальт, когда Доусон сбил ее с ног. Все это были чисто физические неудобства, которые не шли ни в какое сравнение с беспокойством, которое она испытывала. Где Доусон? Что с ним? Куда он помчался и почему не отвечает на телефонные звонки? Она несколько раз звонила ему и вечером, и в течение ночи, но ее не соединяли даже с его голосовой почтой, и Амелия терялась в догадках.

Амелия как раз пыталась в очередной раз дозвониться до Доусона, когда в комнату вернулась Ева, которую сиделки ненадолго пускали к Хедли каждый час.

— Как он? — спросила Амелия, опуская мобильник. — Спит?

— Если бы! — Ева махнула рукой. — Он ворчит, ругается и порывается встать, хотя врач строжайше запретил ему шевелиться. У него даже давление поднялось. Сиделки говорят, что это от боли, которую он испытывает, но я-то лучше знаю! Лежать в постели и не иметь возможности двинуть даже кончиком пальца — для него это хуже всякой пытки. Гэри уверен, что мы его «жалеем» — скрываем от него правду насчет его паралича. Он-то думает, что его парализовало надолго, если не навсегда, а когда я говорю, что это временно, он не верит и начинает еще пуще на меня злиться. Кроме того, он все время спрашивает насчет Доусона, а что я могу ему ответить?.. — Ева посмотрела на телефон в руках Амелии. — Он по-прежнему не отвечает?

— Нет. — Опустив голову, Амелия машинально посмотрела на свои наручные часы. Если бы не Доусон, подумалось ей, отцовские часы, возможно, никогда бы к ней не вернулись. — Его нет уже несколько часов, я не знаю, что и подумать. Почему он не позвонит мне сам?!

— Я уверена, что у него есть для этого серьезная причина.

— Разумеется, вот только какая?.. — Амелия покачала головой. Чем больше она думала об их последнем разговоре, тем сильнее ей казалось, что Доусон утаил от нее что-то очень важное, но не потому, что он ей не доверял, а потому что не хотел ее напугать.

— Как ты думаешь, может, рассказать все Кнуцу? Или детективам? — спросила она (к тому времени обе женщины уже перешли на «ты», несмотря на значительную разницу в возрасте).

— Что именно ты собираешься им рассказать?

— Что Доусон мне солгал. Ведь он сказал, что намерен что-то обсудить с Такером и Уиллсом, а сам исчез…

Ева покачала головой:

— Мужчины часто лгут. Особенно женщинам.

Но Амелия уже поняла, что сморозила глупость, — и тут же совершила еще один промах:

— К тому же детективы могут решить, что он поехал покупать наркотики, — сказала она и поспешно добавила: — Впрочем, ты же знаешь, что он не принимает ничего такого… Ему нужны только транквилизаторы, чтобы спать по ночам.

— Да, я знаю.

— В последние дни он даже ни капли спиртного в рот не взял.

Ева улыбнулась:

— По-видимому, ты хорошо на него влияешь.

— Я?! — удивилась Амелия. — Я не имею к этому никакого отношения.

— Нет? А мне показалось, что всего за несколько дней вы сошлись достаточно близко.

— Шаг вперед, два назад. — Амелия покачала головой. — Нет, вряд ли…

— Ну а если честно?

Амелия заколебалась.

— Это останется между нами?

— Что бы ты мне ни сказала, дальше меня это не пойдет. Обещаю.

— Если честно, то, когда я его вижу, у меня начинает кружиться голова. То есть буквально!..

Ева негромко рассмеялась.

— Я так и знала, что вас тянет друг к другу.

— Так и есть, — призналась Амелия.

— Но ведь это… хорошо. Или ты считаешь иначе?

— Было бы хорошо, если бы Доусон был более… последовательным. А у нас получается так: то он буквально не может без меня жить, а через минуту сам меня отталкивает. Уж не знаю, в чем тут дело, но… Почему-то он старается держать меня на расстоянии, а ведь я не сделала ему ничего плохого.

— А ты не пробовала спрашивать у него — почему?

— Я пробовала, но он отвечал как-то… невнятно. А по большому счету я вовсе не уверена, что ему вообще нужна для этого какая-то причина. Может быть, он просто…

— Причина есть всегда, — спокойно сказала Ева. — Хотя она и может быть надуманной.

— Хедли… мистер Хедли говорил мне, что Доусон — волк-одиночка. Точнее, он считает себя таковым — вот и ведет себя соответственно.

— Да, я знаю. Мы пытались его перевоспитать. До сих пор пытаемся.

— Да, мистер Хедли говорил… Но мне кажется — Доусон не хочет подпускать меня к себе вовсе не потому, что стремится всегда и во всем занимать отстраненную позицию. То есть не только потому… Мне кажется, у него есть для этого вполне конкретная причина.

— Почему ты так думаешь?

Амелия пожала плечами:

— Просто чувствую. И я боюсь, что дело не столько во мне самой, сколько в Джереми…

Ева ничего не сказала, ожидая, пока Амелия пояснит свою мысль.

— В Джереми, в его «вьетнамском синдроме», в его… родственных связях и в том, кем он в конце концов стал.