Просто открываю рот и тычу в него пальцем. Просто не могу сдержать слез, они сами льются из глаз сплошным потоком, а когда он начинает двигаться, меня парализует. И это не твист, это реальный гипноз. Ты смотришь, как он скользит ногами по каменному полу и понимаешь, что это не танец, это — что-то дьявольское, это какое-то магическое действо, медленно разворачивающееся у тебя перед глазами. Оно нарастает, пока не достигает какого-то пика — взрыва, заставляющего следить за каждым поворотом головы и легким взмахом руки, оно проникает в тебя и захватывает, словно наркотик. Овладевает телом и сознанием. Не отпускает, дает сил и убивает одновременно.
Смотришь и не можешь оторваться. Хочешь встать и понимаешь, что тебя просто пригвоздило к дивану. Ты в плену. А молодой мужчина с микрофоном просто тонет в безумстве музыки, пропускает ее через себя, трансформирует и выдает наружу. Он просто знает, что в его руках мощнейшее из оружий. А ты готова стать его жертвой. И рада тому, что являешься сейчас свидетелем этого поистине чудесного явления.
Его рука тянет футболку на сильной груди, губы замирают, глаза закрываются, а ноги бегут куда-то, оставаясь на месте, и ты ловишь каждое движение, не в силах осознать, как такое может выдавать один человек одновременно. Ты кожей ощущаешь, что перед тобой не просто человек. Он избранный, рожденный для того, чтобы нести миру свой дар. Рожденный для того, чтобы своим голосом, глубоким и сильным, завораживать, восхищать, лишать свободы и подчинять. Все звуки, которые ты слышишь — это лишь продолжение его самого. Микрофон — лишь средство, усиливающее эффект и доводящее его до совершенства.
Пока я пребываю в состоянии шока, не в силах даже стереть слезы, льющиеся по щекам, справиться с дрожанием рук и мурашками, захватившими все тело, Джон продолжает петь, пританцовывая, не замечая ничего вокруг. Он настолько увлечен, что не видит моего состояния, его переполняют эмоции, они как импульс, дающий голосу новую силу. И мы больше не в тесной комнатушке для караоке, мы в космосе, высоко над землей. Там, откуда можно вещать на весь мир.
После гитарного проигрыша, во время которого Джону удается отдышаться, он поет последние слова песни, кладет микрофон на стол и звонко смеется, довольный самим собой. Вытираю слезы, воспользовавшись тем, что его взгляд направлен сейчас на экран. Запиваю эмоции ромом. То, что произошло со мной сейчас, никак не хочет укладываться в голове. Поздно, но до меня, наконец, доходит, кем является тот, кто стоит напротив.
— Неплохо. — Выдавливаю я. — Есть, куда расти. Немного потренироваться, год или два, и… сможешь петь не хуже оригинала.
Вижу, как сходятся на переносице его брови, как в удивлении опускаются плечи, как британец собирается что-то сказать, но резко подрываюсь и закрываю ему рот ладонью.
— Тихо. — Отпускаю ладонь и прикладываю палец к губам. — Тсс…
Прислушиваюсь, понимая, что за дверью что-то происходит. А за ней полная тишина сменяется сейчас оживленным людским говором. Посетители начинают обсуждать что-то громче и громче, шум нарастает.
— Плохо, что двери здесь не запираются, — шепчу я, вскакивая и собирая вещи.
Накидываю на голову растерянного Джона кепку, протягиваю толстовку.
— Почему? — Спрашивает он, смахивая пот со лба.
— Потому что песни из этих комнат транслируют на весь общий зал. — Приоткрываю дверь и вижу через щелочку стекающиеся к нашей комнате толпы людей. Как в фильмах про зомби-апокалипсис, не иначе. — Тебе стоило сразу сказать мне, кто ты. Я бы не потащила тебя сюда. Трудно не догадаться: весь город ожидает приезда известных исполнителей, а в караоке-бар приходит странный чувак в кепке и поет не хуже Майкла Джексона. И кто он? Какое твое настоящее имя?
Наваливаюсь спиной на дверь.
— Ох, прости. — Джон разводит руками. — Было забавно. Так, вообще, честнее, ведь ты относилась ко мне, как к обычному человеку. Мне не так часто доводится побыть простым парнем.
— Я — да, относилась к тебе, как к простому парню. — Прислушиваюсь к происходящему за дверью, там публика уже жужжит, как улей. — А вот они не будут. Здесь автографом не отделаешься, — указываю на противоположную стену, — давай в окно!
Британец разворачивается, быстро оценивает обстановку, наклоняется и двигает диван к стене. Его не нужно уговаривать, рост позволяет музыканту дотянуться до маленького окошка почти под потолком. Он сдвигает штору, поворачивает ручку и открывает створку.
— Бегом! — Подзывает жестом меня.
Боясь отпустить дверь, сначала тяну на себя столик, упираю его в дверное полотно, а затем уже хватаю бутылку и прыгаю на спинку дивана. Джон помогает мне подтянуться, поддерживает за ноги.
— Что там? — Смеется он.
Чувствую, как дрожат от хохота его руки.
— Кусты, — успеваю сказать я прежде, чем падаю прямо на них вниз головой.