Внешняя политика Священной Римской империи в X–XI веках

Текст «Жизни императора Генриха IV» сохранился в рукописи XV века, которая принадлежала монастырю Св. Эммерама Регенсбургского, а после ликвидации монастыря в начале XIX века поступила в Баварскую королевскую библиотеку (ныне Баварская государственная библиотека) под № 14095. Рукопись была открыта гуманистом Иоганном Авентином, опубликовавшим ее в Аугсбурге в 1518 году. На этом издании основывались все последующие издания до выхода в свет критической публикации В. Ваттенбаха в XII томе Monumenta Germaniae Historica Scriptores rerum Germanicarum (Hannover, 1856), которая была переиздана с дополнениями В. Эберхарда в серии Scriptores rerum Germanicarum in usum scholarum separatim editi (Hannover, Leipzig, 1899). Текст памятника переведен на немецкий и английский языки. В переводе на русский язык фрагменты «Жизни императора Генриха IV» были изданы во втором томе хрестоматии М. М. Стасюлевича «История средних веков в ее писателях и исследованиях новейших ученых» (Гл. 1–3, 6–9).

1. «Кто даст воду голове моей и источник слез глазам моим

»[488], чтобы я оплакал не руины взятого города, не пленение простого народа, не потери моих вещей, но кончину августейшего императора Генриха, который был моей надеждой и единственным утешением, а если о себе я умолчу, разве не сделался он славой Рима, украшением империи, светочем мира? Будет ли после этого приятной моя жизнь? Будет ли один день или час без слез? Или с тобой, о милейший, смогу ли делать упоминание о нем без излияний? Вот, между тем как пишу то, что диктовала нестерпимая боль, падают слезы, смываются слезами буквы и то, что записывает рука, размывает глаз. Но, пожалуй, ты несдержанность моей скорби изобличишь и, дабы плач мой прекратить, предостережешь о том, чтобы это не стало известно тем, кто радуются о смерти императора. Признаю, что ты правильно меня наставляешь, но я не могу самому себе приказать, не могу боль сдержать, потому что плачу. Хотя на меня гнев свой острят, хотя меня на части разорвать желают, боль страха не знает, боль понесенных наказаний не ощущает.

Не я один оплакиваю его кончину: это опечалило Рим, это всю Римскую империю ввергает в слезы, об этом богатые и бедные вместе скорбят, кроме противников его власти и жизни. И причиной этого является не моя личная боль; благочестие заставляет меня сожалеть об общем горе, ибо, когда он ушел, справедливость оставила землю, мир исчез, коварство проникло на место верности. Хор славящих Бога умолк, стала безмолвной божественная служба, в праведных домах не слышится голос счастья и благополучия, так как нельзя найти того, кто все это торжественно установил. Храмы своего патрона, монастыри отца потеряли, какую им привилегию, какой почет он сам предоставил, о каком с тех пор не было известно, как покойного [императора] не стало. А потому, монастыри больше всех имеют истинную причину для скорби, ибо с его погребением оказалась погребена и их слава.

О, Майнц, сколько красоты потерял ты, который упустил такого искусного мастера для восстановления руин твоего разрушенного храма![489]

Если он сумел бы в то время труд по возведению твоего собора, что начал, до завершения довести, вне сомнения, он соперничал бы со знаменитым собором Шпейера, что от основания до вершины удивительным усилием он построил[490] и скульптурными работами наполнил, чтобы этот труд удостоился бы похвалы и восхищения перед всеми трудами предшествующих королей. Какое же украшение из золота, серебра, драгоценных камней и шелковых пелен для того собора он собрал, трудно поверить, если только не потрогать и не увидеть их.