Читаем Вниз по матушке по Харони полностью

И вот тут у Сидорова Козла зародилась идея, что было бы неплохо случай возведения всех во все отметить как положено. И это был тот случай, когда только что приобретенный на всякий случай липовый лосьон будет как раз к случаю. И никто не кинул в него камень, никто не сказал – да ты что, мол, обалдел насчет липового лосьона, – словечка не вымолвил, рожу не скривил, не занудил: да как это можно! Уж на что Аглай Трофимыч человек чуждых кровей, а и тот молча кивнул. А чего не кивнуть, ежели на борту никаких других напитков, кроме липового лосьона, способствующих исполнению штатного судового расписания, не было. К тому же, как я уже говорил, в определенных авторитетных кругах этот напиток числился в деликатесах. Не таких, конечно, как тройной одеколон, но тоже… Четверка по пятибалльной системе… И не говорите мне о водке, коньяке и «Агдаме». Они хороши, когда они есть. А когда их нет, так об чем и разговор. Так что Марусенька раскинула скатерть, поставила на нее флаконы с липовым лосьоном и метнула добытые на золотой пердонец молоко, сметану, творог. Потому что, как я выше говорил, после шести видов долмы – диета. И как-то всем сразу стало хорошо и дружески жить, потому что молочная диета сплачивает людей, включая Аглая Трофимыча и Клопа. Ну, и липовый лосьон в деле сплачивания народов тоже человек не последний.

И вот они отъели и отпили и прилегли на палубе отдохнуть по линии сиесты. И даже подремать. А чего? Несет их Харонь по своим водам, а вечный двигатель от течения отключился и отдыхает. Потому что вечный двигатель тоже человек, и ему тоже сиеста требуется. И всем хорошо и покойно…

Но вдруг по носу раздается гудок, который самым наглым образом вырывает наших плывунов из сиесты. Они, значит, поднимаются с палубы, вытирают вытекшую из уголков рта слюну и смотрят, кто это с носу им гудит, лыжню требует. А там – судно с бабой на носу. Наглой такой, вызывающей бабой! Особенно грудь наглая! И экипаж корвета стал раздумывать, кто это ихнюю сиесту прервал, кто это так нагло гудит, кто это грудастой бабой цивилизованный мир будоражит, сиесту прерывает на корню и в смущение вводит? А?! Я вас спрашиваю. Вот все это и транслировал на переднее судно Аглай Трофимыч по своему шкиперскому долгу. И уже готовился отдать приказ вечному двигателю и своим железным носом звездануть бабу промежду наглых грудей. Но Калика Переплывный прислонил ладонь к глазам козырьком (прообраз подзорной трубы) и остановил Аглая Трофимыча:

– Охолонь, мил человек Аглай Трофимыч, это, кажись, Садко, богатый гость… Его это корабль. Второй такой бабы ни у кого на кораблях нет. Уж на что Стенька Разин охальник, но и он себе такого срама не позволял. А Садко, как со дна моря-окияна вернулся, мозгом повернулся. И весь свой корабль в женских тонах уделал.

Ну, Аглай Трофимыч и охолонул – и даже позволил обабленному кораблю к корвету присобачиться. Чтобы узнать, что почем и по какому случаю гудеж и прочая суматоха на всю спокойную реку Харонь. И садковский корабль присовокупился к корвету. Живая дева с симбиозом ног с рыбьим хвостом перекинула с одного судна на другой трап, и на корвет сошел сам Садко – богатый гость. Сам из себя обыкновенный такой старикашка из бывших, одетый просто, но не без претензий. В парчовую ферязь, плисовые шаровары, красные сапоги от Армани и сиреневую кепку-восьмиклинку на небольшой аккуратной голове. Он сошел на корвет с раскинутыми объятьями всему экипажу «Вещего Олега», в которые и заключил поочередно всех, включая Нупидора. Смотрите, мол, какой я толерантный. А Марусеньку – «ах какую лапочку» – заключил весьма подробно, отчего та обмякла телом и прикрыла свои очи. К чему Нупидор отнесся без приязни. Совершенно необоснованно, потому что Марусенька – девица свободная, никем не ангажированная и имеет полное право обмякать, когда и от кого захочет. Тем не менее хлопнула Садко по рукам. Богатый-то он богатый, но – однако… Последним Садко – богатый гость объял Калику Переплывного, с которым имел старинную дружбу еще со стародавних времен. Когда они были молодыми и чушь прекрасную несли, когда фонтаны били голубые и розы красные цвели. И вот, когда обнимальный обряд был завершен, Аглай Трофимыч пригласил дорогого гостя к столу откушать и отпить чего Бог послал. Ну, вы знаете, я вам уже говорил, что особо Бог не расщедрился. Молочный продукт да липовый лосьон сельца Кудыкино. И как вежливый человек Аглай Трофимыч извинился за скудость Божьего послания. Но на то Садко и богатый гость, чтобы решить корешам своим ненаглядным, в особливости старинному другу своему Калике Переплывному, а также лапочке красной девице, другой пищей-едой потрафить.

– Сарынь на кичку! – кликнул он позаимствованным у Стеньки Разина кличем на свой корабль.

– Есть сарынь на кичку! – ответствовала девица с рыбьим хвостом. – Девки, сарынь на кичку! – крикнула она в глубь садковского корабля.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза