Я все понял. Шериф знал, как много значит для меня Долф, и хотел, чтобы я все это видел: камеру, старика перед ней, внезапную умиротворенность в его поникшем теле… Паркс был прав.
– Ну и сволочь же ты, – сказал я.
Шериф улыбнулся, подступил ближе.
– Добро пожаловать обратно в округ Роуан, гаденыш.
Глава 20
Выйдя из изолятора, мы встали на ветру, который нес с собой запах далекого дождя. Неслышным жаром полыхнула молния, плавно угасла, сгустив темноту, а потом над нами пушечным выстрелом громыхнул гром. Все хотели знать про Долфа, так что я постарался более или менее справиться с собственным голосом и рассказал им почти все. Его просьбу ко мне упоминать не стал, потому что просто никак не мог оставить Долфа Шеперда гнить в тюрьме. Хрена с два! Сказал только, мол, последнее, что я видел, это как Долф сидит перед видеокамерой.
– Бессмыслица какая-то, – произнес мой отец. – Долф сам отвез тебя на утес, Адам! Держал веревку. Без него ты никогда не обнаружил бы тело.
– Ваш отец прав, – подтвердил Паркс и вдруг ненадолго примолк. – Если только он сам не хотел, чтобы тело нашли.
– Не говори ерунды! – воскликнул мой отец.
– Чувство вины творит с людьми странные вещи, Джейкоб. Я уже такое видел. Массовые убийцы сами признаются во всех своих грехах. Серийные насильники просят суд о кастрации. Честнейшие вроде бы люди вдруг выкладывают все подробности убийства супруга, совершенного двадцать лет назад из ревности. Такое случается.
А я слышал голос Долфа у себя в голове – то, что он сказал мне тогда в больнице: «Грешники обычно расплачиваются за свои грехи».
– Чушь! – рявкнул мой отец, и адвокат лишь пожал плечами.
Ветер рванул сильнее, и я вытянул руку, когда посыпались первые капли дождя. Холодные и жесткие, они били в ступеньки, как будто кто-то щелкал пальцами. За какие-то секунды косые серые росчерки многократно сгустились, так что бетон уже шипел под ними.
– Хватит, Паркс. – Мой отец обреченно махнул рукой. – Потом поговорим.
– Я буду в отеле, если понадоблюсь. – Адвокат метнулся к своей машине, и мы посмотрели, как он уезжает.
От дождя мы укрылись под навесом перед входом. Гроза набрала полную силу. Ливень ударил так, что под крышу поплыла холодная водяная пыль.
– На каждом из нас какая-то вина, – произнес я, и отец покосился на меня. – Но Долф никак не мог убить Дэнни.
Отец так внимательно изучал струи дождя, словно те несли в себе некое послание.
– Паркс уехал, – сказал он, повернувшись ко мне лицом. – Так что, может, расскажешь все остальное?
– А больше и нечего рассказывать.
Отец провел обеими руками по волосам, выжимая воду на лицо.
– Он хотел поговорить с тобой не просто так. Была какая-то причина. Ты так до сих пор и не сказал, в чем она. Понимаю, пока тут был Паркс. Но теперь он уехал, так что давай выкладывай.
Какая-то часть меня хотела держать это под замком, но другая решила, что, может, старик может пролить какой-то свет.
– Он просил меня позволить всему идти своим чередом. Не заморачиваться.
– В каком это смысле?
– Не копать. Он волновался, что я буду искать правду относительно того, что на самом деле произошло. И по какой-то причине не хочет, чтобы я этим занимался.
Отвернувшись от меня, отец сделал три шага к краю навеса. Еще шаг, и ливень поглотит его целиком. Я выпрямился и стал ждать, когда он посмотрит на меня – мне нужно было увидеть его реакцию. Гром когтями разорвал воздух как раз в тот самый момент, когда я заговорил, и мне пришлось повысить голос.
– Я видел его лицо, когда мы нашли тело Дэнни! – почти прокричал я. – Он этого не делал!
Громовые раскаты утихли.
– Он кого-то защищает, – добавил я.
Пожалуй, это было единственное разумное объяснение.
Отец заговорил через плечо, и слова, которые он бросал в меня, могли с равным успехом быть камнями:
– Он умирает, сынок. – Он наконец показал мне лицо. – Его пожирает рак.
Я едва сумел осмыслить эти слова. А потом вспомнил – да, Долф действительно упоминал, что в свое время ему диагностировали рак простаты.
– Это же было сто лет назад, – сказал я.
– Это было всего лишь начало. Теперь он захватил его целиком. Легкие. Кости. Селезенка. Он не протянет и шести месяцев.
Душевная боль ударила так сильно, что ощущалась чуть ли не физически.
– Ему надо лечиться! Ходить на процедуры!
– Ради чего? Чтобы выиграть еще месяц? Это неизлечимо, Адам. Любой врач скажет тебе то же самое. Когда я сказал ему, что нужно бороться, он ответил, что это не повод трепыхаться и поднимать волну. Надо просто умереть с достоинством, как назначил Господь. Вот чего он хочет.
– О боже! А Грейс знает?
Отец покачал головой:
– Не думаю.
Я постарался затолкать свои переживания как можно глубже. Сейчас мне нужна была ясная голова, но это давалось нелегко. И тут меня осенило.
– Знаешь, – произнес я, – как только я сказал тебе, что он сознался, ты уже знал, почему он это сделал!
– Нет, сынок. Я знал только то, что знал и ты, – что Долф Шеперд никого не способен убить. Понятия не имею, кого он защищает, но точно знаю одно: кто бы это ни был, это человек, которого он любит.
Он примолк, и пришлось его немного подтолкнуть: