Внутренний рассказчик. Как наука о мозге помогает сочинять захватывающие истории

По ходу развития нашего жизненного сюжета мы сражаемся не только с необузданными, непредсказуемыми и нерадивыми версиями нашей личности. Мы также пытаемся сопротивляться мощнейшим импульсам, обусловленным ходом эволюции и живущим глубоко внутри нас. Выпустить их на свободу – значит переместиться на десятки тысяч лет назад, в то время, когда наш вид научился рассказывать истории. Наградой за это путешествие станет раскрытие древних, но крайне важных секретов сюжетосложения, не в последнюю очередь касающихся происхождения и предназначения главного вопроса.

Фильмы и романы приносят нам удовольствие, равно как и создают напряжение, повергают в шок, причиняют душевную боль, приводят в трепет, погружают в ожидание и вызывают удовлетворение. Эти переживания уходят корнями в далекое прошлое. Эмоции, которые мы испытываем под влиянием историй, отнюдь не случайны. В ходе эволюции люди выработали определенные реакции на рассказы о героизме и злодействе, поскольку это способствовало успешному выживанию, что было особенно важно, когда мы жили в племенах охотников и собирателей.

Более 95 % всего нашего существования[208] на Земле мы прожили в подобных племенах, и бо́льшая часть находящихся в нашем распоряжении нейронных конструкций была выстроена тогда же. В сегодняшнем XXI веке, веке скорости, информации и высоких технологий, мы всё еще мыслим как люди каменного века[209]. Как бы ни была мощна наша культура, она способна лишь приглушить, но не трансформировать или нейтрализовать глубоко укоренившиеся в нас первобытные импульсы. Откуда бы мы ни были родом – с запада, востока, севера или юга, – в нашем подсознании все еще бушуют ледяные ветра плейстоцена, влияющие едва ли не на все аспекты нашей современной жизни, начиная с нравственных убеждений и заканчивая расстановкой мебели. Одно исследование установило, что мы предпочитаем размещать кровати как можно дальше от входа в спальню[210]

и ложимся на них таким образом, чтобы дверь была хорошо видна, словно по-прежнему спим в пещерах и опасаемся появления ночных хищников. Мы рефлекторно подготовлены к отражению любой угрозы[211], как когда-то во времена странствий по саваннам: если кто-нибудь подкрадывается к нам и пытается напугать, наше тело автоматически реагирует так, будто нас атаковало хищное животное. По всему миру людей привлекают открытые пространства[212], лужайки и деревья с кронами как у тех, под которыми прогуливались их предки. Ценности каменного века не покинули и наших историй.

Многие психологи настаивают, что развитие человеческого языка в первую очередь было связано с потребностью обмениваться историями друг о друге, тем самым подтверждая могущество мозга-рассказчика[213]. Как бы неправдоподобно это ни звучало, определенная логика здесь есть. Люди жили крупными племенами до 150 членов[214], проживавших день за днем на большой территории[215]

, вероятно, в группах от пяти до десяти семей. Для поддержания работоспособности племени было крайне важно, чтобы его члены сотрудничали между собой – делились, помогали, работали вместе – и ставили нужды других выше своих собственных. Само собой, это было непросто. Люди есть люди. Тем не менее, несмотря на катастрофически несовершенное устройство нашего рода, людям удалось наладить превосходное взаимодействие внутри древних племен, благодаря чему последние сумели протянуть десятки тысяч лет, а иные продолжают существовать и по сей день. Более того, считается, что они отличались существенно бо́льшим равноправием по сравнению с современными формами общества. Но как им это удавалось? Как они смогли настолько изумительно сдерживать эгоистическое поведение друг друга без полиции, судебных органов и даже письменных законов?

При помощи самой ранней и зажигательной формы сторителлинга. Сплетен. Люди пристально следили за поведением остальных и всё подмечали друг за другом. Когда их истории касались людей, следующих правилам группы и ставящих во главу общественные интересы, слушатели испытывали прилив позитивных эмоций и хвалили подобное поведение. Напротив, сплетни о тех, кто из своего эгоизма нарушал правила, вызывали моральное осуждение. Такие истории побуждали к действию, а именно к наказанию – провинившихся могли пристыдить или высмеять, применить против них насилие или вообще изгнать из племени, что было равнозначно смертному приговору.