Внутренний рассказчик. Как наука о мозге помогает сочинять захватывающие истории

Возможно, этот случай стал первым, когда написанная история была приравнена к святыне, но подобные предания связывали человеческие племена на протяжении десятков тысяч лет. Во времена охотников и собирателей сказительство жило у костра при свете звезд. Моралистические истории об охоте и подвигах членов племени, полные взлетов и падений, рассказывались вновь и вновь, со временем становясь все более волшебными и загадочными, в конце концов принимая облик сакральных мифов. Подобные истории описывали природу героического поведения. Определенные персонажи восхвалялись и наделялись высоким статусом в награду за совершение поступков, одобряемых племенем. Подлое или трусливое поведение вызывало моральное осуждение, сопровождаемое настойчивым желанием увидеть, как нарушители будут наказаны, что и происходило в безмерно счастливых концовках. Таким образом, истории транслировали ценности племени. Они рассказывали слушателям, как именно им надлежит себя вести, если они хотят сойтись с другими и обойти их в конкретной группе. В некотором смысле истории олицетворяли племя. Они воплощали его ценности отчетливее и яснее, чем это мог бы сделать несовершенный человек.

Истории – это племенная пропаганда. Они держат группу под контролем, внушая ее членам, как вести себя в интересах племени. И это действует. Недавнее исследование, проведенное в 80 племенах охотников и собирателей, выявило, что почти 80 % их историй содержат уроки надлежащего поведения в отношениях с другими людьми[258]. Чем больше в группе было рассказчиков, тем более просоциальное поведение она демонстрировала.

Мало чего мы жаждем так же сильно, как добиться более высокого статуса, и потому племенные истории рассказывают нам, каким образом это осуществить. Отношения внутри племени можно рассматривать как битву за статус, где каждый является участником, а истории фиксируют ее правила. Любая группа людей, имеющих общую цель, объединена вокруг подобных нарративов. У каждой нации есть собственная история, в которой зашифрованы ее ценности. То же самое можно сказать про любую корпорацию, религию, мафиозную организацию, политическую идеологию или культ. Библия, Коран и Тора, которую Ездра преподнес своему народу в Иерусалиме, представляют собой готовые теории управления, усвоенные последователями и наставляющие их, как необходимо поступать, чтобы наладить отношения и обрести высокий статус.

Некоторые из старейших записанных людьми историй содержат подобные наставления. «Эпос о Гильгамеше», появившийся раньше истории Ездры более чем на тысячелетие и даже послуживший источником эпизода с великим потопом, повествует о царе, подобно шекспировскому Лиру забывшем, что свое высокое положение нужно заслужить. Дабы усмирить его, в первой таблице боги посылают ему соперника, Энкиду. Царь Гильгамеш и Энкиду становятся друзьями. Вместе они смело сражаются с монстром Хумбабой, живущим в лесу, и убивают его, приложив сверхчеловеческие усилия, а затем триумфально возвращаются с драгоценной древесиной, которую используют, чтобы продолжать строительство великого города Гильгамеша. К концу саги Энкиду умирает, а Гильгамеш, подавленный случившимся, смиряется со своей судьбой простого смертного. Наше мнение о Гильгамеше меняется в лучшую сторону, равно как и его статус в наших глазах.

Этот четырехтысячелетний эпос функционирует так же, как детская книга Роджера Харгривза «Мистер Проныра». Искаженная модель мира протагониста убеждает его, что в целях безопасности необходимо совать свой длинный нос в чужие дела. Но жители деревни объединяются против него, сначала испачкав его любопытный нос краской, а затем стукнув по нему молотком. Усмиренный мистер Проныра наконец встает на путь истинный и «теперь дружит со всеми жителями Тиддлтауна». За отказ от своих антисоциальных привычек мистер Проныра награжден связями и статусом.

Незаметно для самих себя мы можем одновременно находиться под влиянием любого количества подобных обучающих историй. Уникальное качество людей заключается в том, что мы развили в себе способность мыслить

себя членами множества групп одновременно. «Мы все входим во многие „свои группы“, – пишет профессор Леонард Млодинов, – и поэтому наша самоидентификация от ситуации к ситуации меняется. Один и тот же человек может в разное время считать себя женщиной, начальником, сотрудницей компании „Дисней“, бразильянкой, матерью – в зависимости от того, что в данный момент уместнее или что, скажем, приятнее»[259].