В семьдесят девятом году я познакомилась с Иосифом Иоффе. Он приехал из ГДР, где продавал из-под полы разную чепуху. Я сейчас даже не вспомню, что. У меня не только параноидальная шизофрения, но и провалы в памяти; впрочем, провалы в памяти – один из симптомов упомянутой болезни, так что мне не надо беспокоиться на этот счёт Иосиф был из религиозной семьи и тайно исповедовал иудаизм. Потом я узнала, что он работает на ЦРУ и КГБ. Недавно я встретила в кафе старую знакомую, живущую здесь на пенсию как участник послевоенных действий. Возможно, это было пособие для бывших диссидентов, не помню. Она сказала, что Иосиф уехал в Россию и ушёл в монастырь. Подозреваю, это именно тот монастырь, где больше всего доносчиков. Или он просто прячется от ЦРУ и ФСБ? Не помню. Я послала Иосифа к чёрту в октябре семьдесят девятого года. Я не захотела стучать КГБ на пару с ним. Наверняка он среди тех, кто ненавидит свой народ и вместе с верховным предиктором мечтает устроить нам глобальное сожжение.
Они теперь не позволяют нам сбиваться в гетто. Они если и дают эмигрантам жильё, то в отдалённых друг от друга районах. Иногда – в разных городах. Мы становимся всё более разобщёнными. Давно возникла новая раса – еврей-как-гой. Еврей, не то чтобы ненавидящий (а иногда ненавидящий) свою нацию, но безразличный к ней, чужой, бывший еврей. Они заодно с верховным предиктором. Но их тоже хотят уничтожить. Они предпочитают не думать об этом».
«18. 08. Если слуги верховного предиктора узнают, что делает против них Иосиф, они сразу же найдут его. И он будет подставлять всех своих знакомых по очереди, оболжёт их, обольёт грязью, но это не спасёт от смерти его самого. А мне-то что? Никто никого ещё не спас от смерти. Мы все умрём. После спасения от смерти рано или поздно приходит новая, окончательная угроза. И ты умираешь. Говорят, что ненормально – думать об этом. Я, Дора Финкельштейн, ненормальная. Я верю в бессмертие души. Психиатры не верят в это, но боятся назвать всех верящих сумасшедшими: у церкви много денег, и она может отомстить психиатрам за переманивание паствы. За это и жгли учёных в средние века. Попы боялись конкуренции.
Одни кричат, что Холокоста не было, другие – что он был, но в меньших масштабах, третьи – что он был, и забывать об этом нельзя. Мне уже почти безразличны эти склоки. Вся жизнь – это Холокост. Бог решил подготовить нас к смерти. К полной и окончательной смерти всего человечества. Ведь рано или поздно мы исчезнем. И такие вещи, как Холокост, должны напоминать нам об этом. Они должны утешать нас, вот так:
1) Гибель человечества может быть менее жестокой и более быстрой; радуйтесь;
2) Это всё-таки случилось не с вами;
3) Если подобное случится ещё раз и с вами, вы хотя бы будете знать, как это будет происходить.
Поэтому мне сейчас плевать на верховного предиктора».
– Я передумал насчёт радиации, – говорит водитель. – На самом деле ядовитых дождей нет. Бог не может быть таким жестоким. Он же Иисус Христос. Он пострадал за наши грехи, а не за то, чтобы яд лился с неба. Сказками про радиацию, птичий грипп, необходимость потреблять нас травят сионисты вроде Иосифа Иоффе, чтобы делать нас трусливыми и послушными скотами-гоями, по приказу впадающими в панику или бегущими в супермаркет. Кстати, карточку скидок в своём супермаркете забыл оформить. А всё из-за сионистских происков. Сейчас разберусь с вами и поеду. Там у входа рекламный щит: скидка на зубные щётки целых 5 %.
Мне остаётся только читать. Это счастье – читать перед смертью. Кому-то не разрешают даже есть. Кто-то находится в больнице, в бинтах и гипсе. Я читаю.
Они повезут меня в своё гестапо, но не узнают обо мне ничего нового. Это невозможно. У них есть мои данные: два высших образования (гуманитарных), рост 165, разведена. Я не скажу им ничего из того, что они не знают, но, так как их мания преследования давно уже превзошла мою и вообще все нормы, постараются узнать обо мне хотя бы что-то ещё.
Они наверняка проследили мой путь из Германии в Кёнигсберг, похожий на тень прежнего Кёнигсберга, на обветшалый памятник империи, которой чудовищно не повезло с верховным предиктором».
Юг Прибалтики, осень. Всё лето шли дожди. Рядом море, но оно после дождей в таком состоянии, что будь оно проклято, это море. Надо купить мебель в кредит. Иначе ничего не выйдет.