Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945

§ 1. «Маньчжурский гамбит»: пролог к Халхин-Голу (1932–1935)

Подготовленный группой штабных офицеров Квантунской армии подрыв железной дороги под Мукденом 18 сентября 1931 г. спровоцировал вторжение японских войск в Южную Маньчжурию и последующую оккупацию северо-востока Китая. Хотя высшее руководство империи изначально не одобряло действия Квантунской армии, опасаясь её разгрома численно превосходящими китайскими войсками и негативной реакции Лиги Наций и США, в ноябре 1931 г. ГШ фактически согласился на дальнейшее продвижение японских частей вглубь Маньчжурии, а после ухода в отставку в декабре консервативного Кабинета министров военные операции на материке получили безоговорочную поддержку правительства под лозунгом защиты проживавшей там японской колонии[279].

В ходе планирования провокации летом 1931 г. штаб Квантунской армии пришёл к выводу о невмешательстве Москвы в предстоящий конфликт[280]

. Однако Советский Союз после начала агрессии не ограничился попытками заключить с Японией пакт о ненападении, а начал в оборонительных целях наращивать свою группировку войск на Дальнем Востоке за счёт переброски туда из западных районов страны дополнительных стрелковых дивизий и дальнебомбардировочной авиации. В течение января – апреля 1932 г. количество стрелковых дивизий ОКДВА увеличилось с 5 до 12, две её кавбригады были развёрнуты в дивизии с включением в их состав механизированных дивизионов, общая численность армии возросла с 39 000 до 113 000 человек, танков – с 40 до 276[281].

Зарубежный разведаппарат Генштаба Японии и Квантунская армия своевременно вскрыли эти процессы. В марте 1932 г. военный атташе в Турции доложил в Токио о переброске на Дальний Восток 18 стрелковых батальонов, 6 кавалерийских полков, 18–20 артиллерийских батарей, танковой части, 1 сапёрного батальона и 2 авиаэскадрилий из состава Украинского, Белорусского, Северо-Кавказского, Приволжского и Среднеазиатского ВО. Стрелковые батальоны, по его данным, переформировывались в две новые стрелковые дивизии, кроме того, в состав ОКДВА перебрасывались 35-я стрелковая дивизия в Сретенск и 40-я стрелковая дивизия из Красноярска в Хабаровск[282]. Уже 18 апреля 1932 г. Генеральный штаб в «Бюллетене по СССР» № 11 отмечал: «Особая Дальневосточная армия сконцентрирована близ границ. Силы её увеличены на 3–4 стрелковые дивизии, 1–2 кавалерийские бригады из Сибири, Центральной Азии и европейской части СССР. Дислокация их в общих чертах следующая: в районе Приморья – от 4 до 5 стрелковых дивизий (из них 1 полк выделен для Николаевска), от 4 до 5 кавалерийских полков; в районе Приамурья – от 1 до 2 стрелковых дивизий, от 1 до 2 кавалерийских полка; в районе Забайкалья – от 3 до 4 стрелковых дивизий (из них 1 полк отправлен в Ургу), свыше 3 кавалерийских полков. Увеличивается комплектование авиационных отрядов… увеличивается комплектование танковых частей. Число танков достигает от 150 до 200 штук, но имеется план ещё большего увеличения их»[283]

. Кроме того, в октябре 1931 г. маньчжурская миссия и хэйхэская резидентура проинформировали Генштаб о прибытии советских военных советников в армию Ма Чжаншаня и поставках ему боеприпасов и артиллерийского вооружения[284].

После захвата Харбина 5 февраля 1932 г. под контроль Квантунской армии перешла практически вся Китайско-Восточная железная дорога. Это обстоятельство породило массу новых проблем для Японии, так как напрямую затрагивало советские интересы в Северной Маньчжурии. 12 апреля на перегоне Старый Харбин был подорван эшелон с японскими военнослужащими, и подозрение Военного министерства и Генштаба, подкрепляемое докладами харбинской миссии, пало на Советский Союз. Начальник органа подполковник Хякутакэ Харуёси, информируя 14 апреля 1932 г. ГШ о диверсиях на КВЖД, сделал вывод о причастности к ним СССР, который по внутри– и внешнеполитическим соображениям открыто не выступал против Японии, но проводил курс на дестабилизацию обстановки в Северной Маньчжурии[285]. Информация миссии регулярно включалась в «Бюллетени Генерального штаба по СССР» и рассылалась правительству, МИД, МВД и МГШ, нагнетая и без того алармистские настроения среди высшего руководства империи. Так, 11 апреля 1932 г. Генштаб сообщил о задержании в Харбине русского диверсанта с взрывным устройством и изъятии при обыске у девяти подозреваемых лиц ещё нескольких мин, доставленных из Пограничной для диверсии на харбинском железнодорожном узле, а 18 апреля озвучил информацию о минировании железной дороги с целью срыва японских воинских перевозок в Харбин[286].