Военная рубашка Вождя Медведей

Я сидел так на краю утёса, пока Солнце не ушло в свой дом на далёком острове; потом я вернулся к своим бизоньим шкурам и улегся между ними, положив голову на бизоний череп. Долго, долго молился Солнцу и Вышним, чтобы они помогли мне, но Семеро, поворачиваясь, дали мне понять, что уже полночь, когда я наконец заснул. Я спал, пока восходящее Солнце не разбудило меня, но видения не было. Я очень страдал от отсутствия еды и воды. Ищущие священного видения не могут есть, но пить могут. На вершине северного склона горы я видел длинную широкую полосу ледника. Я подошёл к ней, своим ножом отколол несколько маленьких кусков и положил один в рот, чтобы он там медленно таял, и так утолил свою жажду, которая теперь стала слишком сильной, чтобы я мог продолжать молиться о ниспослании мне священного видения. Весь день напролёт я просидел на краю утёса и часто молился вышним и всем животным и птицам, которых мог увидеть. Среди мелких сосен у подножия утёса было много вапити и оленей, которые терлись друг о друга, о деревья и кусты, потому что не могли спокойно лечь и поспать из-за туч мух. Я жалел их и просил их пожалеть меня и помочь мне получить священное видение.

Когда Солнце спустилось за Хребет (Скалистые горы), я подошёл к леднику, съел ещё немного льда, а потом лёг на свою лежанку, и молился Вышним дольше, чем прежде, чтобы они пожалели меня и помогли получить священное видение. Скоро я уснул. Солнце, светящее мне в глаза, разбудило меня, и я почувствовал грусть: никакого сна я не видел. Может, это потому, что в прошлом я оскорбил Вышних? Я вспомнил, что, когда мне было всего несколько зим, я однажды нашёл шкурку выдры, привязанную к ветке дерева. У моего отца было три шкурки выдр, которых он поймал в капканы. Он и мама часто говорили о припасах, которые они смогут получить за них в доме торговца – сахаре, чае, муке, патронах, одеялах. Что до меня, то мне был нужен сахар, много сахара, и за эту шкурку выдры мама сможет купить его много, и всё для меня одного. Я стянул шкурку с ветки и прибежал с ней в наш вигвам, крича:

–Мама, смотри! Это моя шкурка выдры; ты сможешь получить за неё для меня много сахара.

– Мальчик, где ты её взял? – крикнул отец.

– Там, в лесу. Она была привязана к дереву.

Тут же мама моя зашлась криком, а отец яростно проревел:

– Ах ты мерзкий, ничтожный мальчишка! Ты украл чьё-то приношение Солнцу! Теперь оно рассердится на тебя, на твою мать и меня за то, что ты наш сын! Так или иначе, но оно заставить нас страдать за то, что ты ему причинил.

С этими словами он схватил меня за руку и выволок из вигвама, и там мы стояли; он снова и снова кричал, что я украл чью-то шкурку выдры, пожертвованную Солнцу, и тот, кто это сделал, должен подойти и взять её. Люди выбегали из своих вигвамов, чтобы всё услышать, и я услышал от стоявших ближе к нам, что я совершил ужасный грех – кража священной жертвы может заставить Солнце рассердиться на всё племя.

Хромая, со стонами, пришёл старый Красная Ворона и сказал, что я украл его приношение Солнцу. Мой отец отдал ему шкурку выдры. Он был рад получить её и поторопился снова привязать её к ветке дерева; мы пошли с ним. Там мы помолились Солнцу, уговаривая его простить мой грех. Мой отец нёс большую каменную трубку, мама – красиво расшитые мокасины, которые она сделала для меня. Они привязали их к другой ветке дерева, умоляя Солнце принять их, простить причинённую ему мною обиду, пожалеть меня, помочь мне, и даровать нам всем долгую и счастливую жизнь.

Ну что же, Солнце, похоже, удовольствовалось их жертвами и отблагодарило дарителей; ведь зиму за зимой и лето за летом мы процветали, о чём бы ни шла речь. но теперь, когда я молился ему, прося его помощи в послании мне видения, я его не получал. Было причиной то, что я в давние времена украл его священную шкурку выдры? Лёжа под бизоньей шкурой, с бизоньим черепом под головой, я дрожал и чувствовал себя слабым. Но я продолжал молиться, пока горло моё не пересохло настолько, что начало гореть, и говорить я больше не мог. Наконец я уснул, но видения мне так и не было дано. О, печаль моя была ужасна.

Молясь, засыпая на бизоньей шкуре, сидя на краю утёса и иногда ходя к леднику за куском льда, я всё слабел и был всё более печален. Наконец настала четвёртая моя ночь на вершине горы Вождь. Четыре – священное число для нас и наших братских племён. Но принесёт ли оно мне счастье? Надежды на это у меня не было. Хотя теперь я мог только шептать, я шёпотом молился Солнцу, Утренней Звезде и всем другим святым, живущим высоко в синеве. Я часто молился и своей подушке, как советовал мне отец. Разумеется, я часто смотрел на Семерых, которые вращались на небосклоне, давая нам, живущим на земле, способ определять время ночью. Наконец я увидел, что они показывают полночь, и тогда я уснул. Белый свет нового дня осветил восток, когда я проснулся, и я был счастлив! Солнце и Вышние проявили милость, послали мне видение.