Воевода

— Мы под Мамадаш с востока приплыли. Казанцы и подумали, что это удмурты пришли их воевать. Закрылись за частоколом, ждут. Рать я не стал поднимать и пошёл с клятвенной грамотой в руке. Стреляли в меня, но промахнулись. А как впустили в городок да узнали, что я русский, в гости повели: у них праздник был. Поднесли мне кувшин, пей, говорят, кунаком будешь. Вот я и пил, пока не очумел. За песни взялся.

— Эко тебя угораздило! — засмеялся князь.

— А как спел я им песню, так и подписали клятву, проводили до стругов, восемь бурдюков водки подарили.

— То-то по-над Камой песни загудели, — продолжал смеяться князь. И как-то сразу о деле спросил: — Чем зиму-то заниматься думаешь?

— Батюшку ждать буду. Худо у него со здоровьем, княже, так ты уж порадей за него, подыщи ему замену.

— Знаю о том, Данилша. И порадели уже. Царь-батюшка шлёт туда воеводой князя Семёна Микулинского. Завтра он и уходит.

— Спасибо за добрую весть, князь-батюшка. А сам-то я до приезда батюшки хочу в вотчине побывать.

— Ну, побывай. Прямо днями и уезжай. Да не задерживайся. Виды на тебя есть, для того и звал. Пора тебе воеводскую науку до конца познать.

— И над кем мне быть воеводой, куда идти?

— Думаю, пораскинул бы умом и сам догадался бы. Да уж скажу. Во Мценск хочет послать тебя царь-батюшка. Сказал же так: «Место там горячее, да Данила Адашев не обожжёт рук».

Даниил задумался. Мценск — это огненная сковорода. Но ведь кому-то там надо быть воеводой, и, уж коль выбор пал на него, не кричать же: «Ратуйте!» Но размышлять долго было как-то неуместно, и Даниил сказал:

— Ничего, усижу и на горячей сковороде.

— Так ты уж помни, что в первых числах марта тебе туда и отбывать. И ратников с собой прихвати из Борисоглебска, как положено по расписанию.

— Куда денешься. Да я из Казани прихватил своих сотню.

— Умно поступил. — Князь налил в кубки медовухи, подал Даниилу. — Рад за тебя, воевода. Дай Бог, чтобы Русь богатела такими, как ты.

— Спасибо на добром слове, князь-батюшка.

— Вот и поговорили обо всём. И ты волен до марта. — Князь встал.

Встал и Даниил. Оставалось только откланяться и покинуть покой. Он так и поступил. Из Кремля Даниил вышел через Троицкие ворота и направился на Никитскую улицу навестить Ивана. В пути купил гостинцев своему тёзке. Был Даниил хмелен, и мир казался ему прекрасным. Его не волновало, что всего через каких-то четыре месяца ему нужно опять ехать в пекло, потому как, надо думать, Крымская орда будущим летом обязательно прихлынет на Русь. Поди, уже оправилась от поражения под Тулой два года назад.

В доме Пономаря, как всегда, когда приходил Даниил, пахло пирогами. Встречали Даниила все четверо: Серафима, Даша, Данилка и Иван, — все умиротворённые возвращением «кормильца». Даниил вручил медовые пряники тёзке, по головке погладил. Его пригласили к столу. Отбояриваться не стал, хотя и сказал:

— Да я только что из застолья. Медовухой и стерлядью потчевали.

— Кто же, ежели не тайна? Стерлядь ноне в цене, — молвил Иван.

— А сам князь Михаил Воротынский. Мы с ним толковали о Казани.

— Молчу, молчу, батюшка-воевода. В приказе был?

— Угадал. Меня к тебе два повода привели.

— Мог бы и без повода. — Иван снял с Даниила кафтан.

— И то верно.

— Да уж выкладывай.

— На той неделе во вторник я уезжаю.

— Далеко ли?

— В Борисоглебское. Давай со мной всей семьёй.

— Подожди, Данилушка, так уж сразу. Зачем ты уезжаешь?

— Отдыхать, Ваня, отдыхать! Два года мы с тобой по острию ходили, можно и отдохнуть.

— Даша, матушка, вы слышали? Он нас зовёт на Волгу, в Борисоглебское!

— Вот и поезжайте, — ответила Серафима. — А я домовничать буду, в храмы похожу.

— Даша, не отказывайся. Там такая прелесть зимой! Данилка на санках с горок кататься будет, — манил Дашу Даниил.

— А твои поедут?

— Все, кроме матушки.

— Что ж, ежели Ваня возьмёт нас, мы готовы ехать.

— Ты слышал, Ванюша? Или забыл, что пушкари тебя на рыбалку звали? Стерлядь будем ловить.

— Разве от вас отделаешься? А я-то думал выспаться за два года, — засмеялся Иван. — Говори же о втором поводе.

— Это уж мы с Дашей обговорим. Вот какое дело, Дашуня. Ехали мы из Казани домой и договорились с Иваном оженить нашего сотского Степана. И на ком бы, ты думала?

— Не знаю, батюшка-воевода.

— Да на нашей свахе, на тётке Саломее. Ей уже тридцать с хвостиком, и она с сорок седьмого года вдовствует.

— А Степан-то как? — спросила Даша.

— Да за милую душу согласится, — ответил Иван. — Славная Саломея…

— Уж тебе не знать ли её, — засмеялась Даша. — Он чуть что, так и говорит мне: вот если бы не Саломея…

— Что ж, и я могу то же сказать, — отозвался Даниил. Гость и хозяева за столом не засиделись. Вскоре же Даша, Иван и Даниил оправились на Арбат к свахе Саломее. В пути Иван поучал Даниила, как вести себя с ней.

— Ты, воевода-батюшка, не умаляй достоинств Степана, повторяй, что сотский голова и военной справе прилежный.

— Мы со свахой найдём, что сказать, — смеялся Даниил и весело посматривал на Дашу. — Так ли я говорю, свашенька?

— Истинно так, — отвечала Даша с милой улыбкой. Она была довольна своим замужеством и всем женщинам готова была пожелать того же.