Воин в поле одинокий

Я помню: когда-то их было много,Был дуб, и клён, и высокий ясеньВ сквере у самой развилки улиц.Напротив же, во дворе открытомОгромнейшего доходного дома,Росли каштаны, росла берёзаИ яблоня, словно бы чистый облак,Меж ними в мае светло парила.Чуть дальше в садике за оградойТри мощных тополя серебристыхВысоко кронами шелестели.И это было немного странно:Такие крепкие исполины

От лёгкого ветерка трепещут.Они росли по дороге в школу.И каждый раз, туда направляясь,Неся с собой свою бесприютность,Я возле них шаги замедляла.И мне в моих фантазиях странныхКазалось, что они ободряютМеня, утешают и ждут обратно.«Вот, — думала, — вырасту я, состарюсь —Деревья такими же точно будут.Умру — они никуда не исчезнут,Навек оставшись на том же месте».Сначала в скверике у развилкиСпилили дуб и высокий ясень,

И клён спилили, едва расцветший.И было мне особенно больно,Что это произошло весною.Теперь там просто автостоянка,Там ставят лоснящиеся иномаркиХолёные деловые люди.Потом во время ремонта домаСпилили яблоню и берёзу,А с ними заодно — и каштаны.Сказали — они затеняют окнаКакой-то очень престижной фирме.Ну что ж, теперь там довольно света…Примерно через год в переулке

Два мощных тополя серебристыхСпилили — от их летучего пухаНаверное, кто-нибудь задыхался.Остался один серебристый тополь,И он, огромный и одинокий,Пятнадцать лет ещё жил. Я редкоХодила мимо. Но издалёкаТрепещущая сединою кронаБыла видна по дороге к дому.А нынче вот и его спилили.И гладкий ствол пролежал с неделю,Как будто поверженная колоннаХрама, разрушенного врагами.И свет играл на упавших сучьях,

Словно их судорогой сводило.Казалось бы — нет ничего такого,Что стоит памяти и печали…Но странно — мне кажется, моя кожаПоследнее время как-то грубеет.Я слышу шорох, упругий шелест,И шёпот листьев мне с каждой ночьюПонятней кажется и яснее.Всё глубже в землю врастают корни,Всё выше к небу тянутся ветви.И вот уже я спокойно знаюКонечность жизни — и бесконечность,Реальность смерти — и нереальность.И — не боюсь ни того ни другого.

«Ты кормил меня с руки, как птицу…»