Война и мир в глобальной деревне

За последние 20 лет или около того неудовольствие механистическим подходом привело к обширному развитию отраслей психологии, различных по содержанию, но сходных в отрицании модели человека как робота. Вернеровская теория эволюции организмов стала первой и наиболее значительной из великого множества. Легко припомнить и другие имена и события: Гордон Олпорт, Бюлеры, Пиаже, Гольдштайн, Маслоу, Шахтель, Дж. Браннер, «Новый взгляд» на восприятие, акцент на исследовательское поведение и креатив, неофрейдизм, в частности, Роджерс, и эго-психологя, Сорокин в социологии, феноменологические и экзистенциалистские подходы и пр. Поле обширно, мои время и познания ограниченны, так что я вновь прибегну к сверхупрощениям.

Я считаю, что имеются определенные принципы в классической и развивающейся психологии человека, или, лучше сказать, в новой науке о человеке, общей антропологии, потому что она представляет собой несомненно пограничную дисциплину, включающую биологию, психиатрию, социологию, лингвистику, экономику, искусство и другие сферы познания.

Одно из многих следствий этого вывода состоит в том, что наши новые технологические ресурсы попросту «проскочили» эпоху Ньютона. Эти внезапные перемены принесли своего рода трансвизуализацию ценностей и итоговое ощущение бессмысленности человеческой жизни и стремлений, поскольку исчезли первоначальные цели и задачи. В статье под названием «Люди и работа» Джон Теббел в «Сатердей ревью» (30 декабря 1967 года) описывает парадоксальную ситуацию — дефицит рабочей силы при трех миллионах безработных в Америке:

Пока безработные негры наслаждаются общественным вниманием, потому что их беды и невзгоды суть искры, воспламеняющие городские пожары, имеются и другие безработные, обладающие, по меньшей мере, высшим образованием и специальными навыками. Их навыки вдруг утратили значимость, ведь работу, которую они умели делать, выполняет автоматика.

Всем знакома теория о том, что в новом технологическом обществе будет создано множество новых специальностей, поэтому безработица ему не грозит. Эта теория упускает из вида тот факт, что новая технология, как новая американская среда, требует сложного обучения. Вся наша общественная жизнь превращается в сервисную среду. Теббел пишет:

Ныне в США так много жителей, что задачи обучения, воспитания, прокормления, переселения, руководства, информирования попросту не могут быть решены, особенно в таких критических сферах как здравоохранение и образование.

Теббел не упоминает индустрию развлечений, обширнейшую отрасль сферы обслуживания, зато рассуждает о возрастающей сложности радио:

Радио перешло от вакуумных трубок к транзисторам и печатным платам гораздо быстрее, чем большинство из нас успело узнать, что значит «твердое состояние». Из-за этой скорости и сопутствующих факторов стало трудно предсказывать, какие работники потребуются в будущем, и готовить рабочую силу.

Далее он обрушивается с упреками на правительство:

Государство пытается создать систему образования, которая не подходит новому обществу, поскольку она не устраняет старомодный Конгресс, плохо представляющий себе потребности космического века.

Рассуждая о Советском Союзе, мистер Теббел не представляет себе преимуществ, которые отсталая страна получает в век автоматизации. В СССР не было громадных заводов и небоскребов XIX века. Им не пришлось переучивать механистические и литературные умы на приверженность электронике. Эта отсталая страна начинала с нового. В XVIII веке Америка была исключительно отсталой, за счет чего и обрела грандиозное преимущество перед Европой в целом и Англией в частности. Америка взяла все инновации Европы и Англии, не переживая метаморфоз, не сталкиваясь с необходимостью перекраивать древние институты.

Крайнее всеобщее беспокойство, признак нашего времени, есть в значительной степени результат взаимодействия между закатной механической культурой, фрагментированной и специализированной, и новой интегральной культурой, инклюзивной, органичной и макроскопичной. Эта новая культура вообще не зависит

от слова. Язык и диалог фактически приняли форму взаимодействия между целыми областями мира.

Павлов, человек племени, естественным образом рассматривал окружение как стимул и даже не задумывался о стимулах как способе контроля окружающей среды.