Война и мир в глобальной деревне

треснул, так, он сидит в poele непгеменно! Потельщик (за 60), который поддерживает свои теннисные штаны он зна хто тва собрат формацью, но разность фланелей лезет на стену и проходит по дверному звонку.

Настоящая игра, как детектив, переносит внимание на процесс, а не на продукт, давая зрителям шанс стать творцами, а не просто потребителями.

Сообщение рыбе

Об одном рыба не знает точно ничего — о воде, поскольку у нее нет анти-среды, которая бы позволила ей воспринять элемент, в котором она живет. Кажется, что рыбы могут слышать очень хорошо, но едва ли они способны определить направление источника звука, который слышат. Некоторые виды рыб испускают электрические разряды для пространственной ориентации, как летучие мыши используют свой высокотональный писк в качестве аналога фонаря. Зрение же рыб весьма сходно со способностью людей воспринимать новую среду, созданную новой технологией, — то есть почти нулевая. Несмотря, однако, на крайне ограниченную сенсорную жизнь, рыбы обладают сущностью, врожденным потенциалом, который устраняет все проблемы в их вселенной. Они всегда рыбы и остаются рыбами, пока живут. У человека все иначе.

Приоритет, по которому мы оцениваем наши нынешние чувства, почти наверняка изменится с внедрением электрических технологий и компьютера. В своей «Истории как системе» Ортега-и-Гассет вполне это осознает:

В то же время тело и психика человека, его природа не испытали каких-либо важных изменений, которые можно было бы считать причиной действительно происшедших мутаций. Напротив, свершилось именно «субстанциальное» изменение реальности «человеческой жизни», которое предполагает, что человек перешел от веры в то, что он должен существовать в мире, составленном только из произвольных волеизъявлений, к вере в то, что он должен существовать в мире, где есть «природа», неизменный состав и т. д. Человеческая жизнь поэтому не сущее, которое случайно изменяется; напротив, «субстанция» в этой жизни — как раз изменение, а это означает, что человеческая жизнь не может мыслиться по-элейски, в качестве субстанции.

Ортега отмечает:

Человеческая жизнь — необыкновенная реальность, о которой прежде всего следует сказать, что она является радикальной реальностью — радикальной в том смысле, что именно с нею соотносятся все другие реальности; все они — действительные или возможные — в ней так или иначе проявляются.

«Какой дикий зверь, его час наконец пробил, идет к Вифлеему, чтобы родиться?» — Йейтс

Тривиальнейшее, но одновременно и важнейшее свойство человеческой жизни состоит

 в том, что нельзя существовать, не делая чего-либо. Жизнь уже дана нам — мы лишь внезапно обнаруживаем себя в ней, — но дана не «готовой»: мы должны «сделать ее», каждый — свою собственную. Итак, жизнь — это действие.

«Мир  пытается приспособиться  к новой  концепции человека  по  отношению  к  людям».  — Скиннер

В наш век эта проблема превращения из отдельного человека в участника общественных процессов стала основной благодаря электронным технологиям. Новый потенциал столь велик, что никакое обучение человека или сообщества не способно хотя бы выявить все возможности. Жизнь не дана нам готовой, она есть скорее задача созидания, нежели соответствия. У нас нет предыдущей модели, личной или общественной, на которую мы могли бы опереться. Вот почему анти-среда сделалась исключительно важной. Мы просто должны знать, кто мы и что делаем. Скиннер подходит к этому вопросу с другой стороны:

— Разве не тогда мы говорили о свободе? — спросил я. — Мы разошлись день или около того назад, договорившись обсудить вопрос свободы. Время отвечать, не правда ли?

— Мой ответ довольно прост, — сказал Фрейзер. — Я отрицаю, что существует свобода вообще. Я должен это отрицать — или моя программа станет нелепой. Нельзя иметь науку о предмете, который капризно прыгает вокруг. Возможно, мы никогда не сможем доказать, что человек не свободен; это предположение. Но развитие наук о поведении делает его все более правдоподобным.

В отличие от животных, человек обладает не собственной природой, а только собственной историей — полной историей. С точки зрения электроники вся его история потенциально присутствует в виде синхронной прозрачности, которая несет нас в мир, называемый у Джойса «гелиотропным невременем». Мы сосредоточены на «выдумке вечности» и раскидываем собственную нервную систему по всему земному шару. Первый спутник завершил «природу» в старом смысле. «Природа» стала содержанием рукотворной среды. С этого момента все земные феномены становятся программируемыми артефактами, и каждая грань человеческой жизни теперь воспринимается в масштабе художественного видения.

Скиннер ясно осознавал, что попытки изменить человеческую жизнь до сих пор были периферийными: