Война мёртвых

У меня еще было два телефона. Второй, реквизированный у губастой, квакал сообщениями из какой-то социальной сети. Грабеж? Ай, плевать.

Я согнул каждый телефон о перила моста, и уронил их в реку. Кошелек, отделанный стразами и портмоне без стразов я спихнул носком кроссовка, потому что они упали под перила, а не в воду. У меня в руках осталось только одно свидетельство моего разбоя — бордовая ксива на «Стыкова Анатолия Валерьевича, капитана» и дальше тра-ля-ля, 1995 года рождения. Открыл книжицу и тут же брезгливо упустил между пальцев. Командир взвода специального отряда быстрого реагирования моментально булькнул в пену.

Я вернулся домой, в дверях меня ждала Лена. Лучше бы она меня наругала! Но кровь у меня на спине текла, глаз под шишкой на лбу тоже начал заплывать. И отчаянно болела нога.

Федя понюхал мою обувь и не обнаружил ничего стоящего его внимания. Ох, как же мне было стыдно! Сатанинский гнев испарился, а болезнь обрушилась на меня с удвоенной силой. Лена продолжала меня лечить, а я вновь продолжил недомогать. Только теперь весь в синяках. Это было несложно. Это было больно. Жить хотелось, но не очень. Опять поднялась температура, и каждый час я ждал под окном скрипа тормозов «воронка» и пышущих праведным гневом бандюганов из президентской банды, ну, и одноглазого Толи Стыкова.

Что же ты так подвел меня, Велиал? Что же я сам себя так подвел?

Древний бес совсем не давал о себе знать. Но я знал, что он здесь. Куда ему деваться-то? Где найти еще одного такого, как я? Конечно, мне придется отвечать за все свои поступки, не пытаясь укрыться за оправданием «бес попутал». Сатана мной овладел, но это же не наш метод — драться с ментами! Есть другие способы. Например, суд.

Толстая тетка в мантии, либо мужик с бессмысленным и пугающим взглядом — вот они, судьи. Справедливее и беспристрастнее их приговоров ничего не бывает. Государство — это и есть суд. Тут уж совершенно без разницы — наше, россиянское, государство, либо, с позволения сказать, финское, или даже американское, а, может быть, и египетское или республики Чад. Все суды в мире одинаковы. Все судьи в мире — словно клоны друг друга. Все справедливы.

Вероятно, так повелось с того самого момента, когда судили Иисуса.

Едва я подумал о Спасителе, как появился бес.

Он ничего не прошептал на ухо, но мне почему-то казалось, что ему чертовски не по себе. Я даже плюнул через левой плечо и промычал «изыди, сатана», чтоб донести до него мое к нему отношение. Оказывается, сделал все правильно, но немного не так.

«Точно, изыди», — прошелестел бес одобрительно.

Черт, действительно, если бы я обращался к нему, то должен был бы назвать его по имени. Однако я этого не сделал. Язык не повернулся.

Что же ты, падла, так меня подставил?

«Так ты слаб. И я тоже слаб. Ты — по причине болезни. Я — по причине ветхости. Сатана все-таки генералиссимус».

Велиал, конечно, лукавил. Мой гнев не зависел от Сатаны. Во всяком случае, не всегда. Гнев — это то, с чем мне приходилось бороться с дееспособного возраста. Гнев и вспыльчивость достались мне, черт знает, с какого возраста. А еще мне досталось бесстрашие и отвага. Помимо мудрости и решимости. Что за бред!

Ничего мне не досталось. Все я сам в себе воспитал. Книги читал — воспитывал себя, фильмы смотрел — воспитывал себя, музыку слушал — воспитывал себя, водку пил — ну, тут даже сразу и не сказать, выпить надо.

Зачем я из дому к этому вурдалаку полез? Можно было с окна сфотографировать его на телефон, ментов, в конце концов, вызвать.

Ну, тогда бы он машинку нашу попортил, пока его друзья из отдела внутренних дел сюда бы по вызову добирались. Наказать капитана СОБРа — вряд ли кто накажет, вот мои координаты бы стали известны. Тогда бы точно «воронок» приехал, эта категория людей — ну, ужасно мстительная и подлая. Бандит — он тогда хорош, когда слабости не показывает. То есть нет от них прощения никому.

Однако никто из соседей ко мне на помощь не кинулся. И их машинки под угрозой находились, и им бы ущерб нанес этот распоясавшийся мутант-зомби. Но все остались по домам. А я, блин, пошел, чтобы шишку на лбу получить, вытекшую в огромнейший синяк на глазу, глубокий порез на спине заиметь, да ногу травмировать так, что теперь ходить без палочки невозможно.

Верно: болезнь моя вкупе с Сатаной замутили мне разум. И я, как дурак, повелся. Лену расстроил. Федю напугал.

Неожиданно мне в голову пришел ученик Христа Петр. Не сам он пришел — вкупе со всеми событиями я бы этому уже не удивился — а мысль пришла. Она, оказывается, всегда у меня была с момента появления Велиала, только я за нее никак ухватиться не мог. Теперь вот башкой стукнулся — и ухватился.

Если Петр, как говорят в Ватикане, тусуется возле врат рая с ключами на связке, одним серебряным и одним, вероятно, золотым, значит, он самый почетный ученик Иисуса. Но Петр, он же Симон, он же Кифа не совсем простой человек. Он, скорее, политик, в самом лучшем смысле этого слова. Он продал своего Учителя, потом еще раз и еще раз. Чтоб уж для верности.