Война мёртвых

Когда враг затих, фашист перевернул его на спину и на миг увидел его глаза, словно два дульных среза. И еще одно дуло, которое выплюнуло пламя и смерть. Муса в руке держал пистолет, которым и воспользовался.

Оставшиеся в живых норвежцы, а их было четыре с половиной человека, ворвались на позицию советского бойца. Раненный в правую кисть фашист был воодушевлен больше всех, ему не терпелось опасной бритвой сделать то, о чем в своей Норвегии он только мечтал. Прочие четверо просто хотели убить этого недочеловека.

Муса выдернул чеку из гранаты и толкнул ее под ноги фашистам.

В общем, в деревню Кайвакса не прошел ни один оккупант. Наши отступили, решив, что младший сержант Мосиенко пал смертью храбрых, Тихвин оказался в руках врагов, а местные жители — в основном, женщины и дети, так и не дождались ужасов фашистского вторжения.

Под покровом ночи они вытащили исковерканное тело Мусы, обмыли его, как сумели, выправили гроб, да к утру и похоронили на местном кладбище, что было за спиной у младшего сержанта, когда он воевал свою войну.

Больше наших солдат они не нашли, зато всех норвежцев собрали к оврагу возле болотца, чтобы тоже закопать, но земля была мерзлая, поэтому так те и пролежали неубранными вплоть до прихода наших частей. 9 декабря освободили Тихвин, в самый канун Нового 1942 года солдатский медальон и несколько писем, хранимые Мусой, передали советскому командованию.

А к Мусе на могилу, словно к народному герою, стали приходить на церковные праздники. Знали, что он хохол, поэтому всегда приносили кулич и самогон, какой уж был. И свечку зажигали поминальную.

А мертвецу — что? В вечных мучениях тоже случаются праздники. Общий — это Радоница[40], когда черти не злобствуют и можно успокоиться и вспомнить былую жизнь. И второй праздник — когда на могилку поминать приходят.

В тот же миг грешник словно перемещается, где бы он ни был, к погосту. Вот его демоны рвали на части — а вот он уже стоит возле поминальных даров. А еще лучше — возле зажженной свечи. Когда люди касаются руками креста и могилы, здороваясь, покойники их начинают слышать. Когда при этом горит свечка — они начинают их видеть.

Кто к тебе приходит? — спросил Илейка.

Так дети и внуки тех, кто в сорок втором приходил, — ответил Муса. — Иной раз пионэры и октябрята приходили. Помнят. Следует отдать жителям этой Кайваксы должное. Не забывают.

А семья приходила? — Илейка понимал, что кровные родственники — самые важные гости.

Да разок были, когда красные следопыты пригласили их в каком-то 1971 году на годовщину освобождения, — сказал Муса. — Жена была и сын, Петя. Через полстраны приехали. Хорошо они поговорили. Плакали. Да зачем слезы-то лить? Уж времени-то, наверно, много прошло. Говорили, внук Саша, в мою честь названный, в Ромнах в институт физкультуры поступил. Живые живут. Ну, а мы живем в надежде.

Не стал Илейка спрашивать, какая надежда — и так ясно. Да и некого стало спрашивать. Стоял Муса возле огонька, а потом резко пропал — словно его и не было. И свечка потухла.

Теряются обычаи посещения кладбища. Теряются тонкие связи, соединяющие нас с нашими кровными предками, с нашей великой ли, постыдной ли, но историей. Забываются предсказания мудрых пращуров: кто забывает прошлое — тот теряет будущее. Негодяи носятся с портретами палачей и убийц в тайной надежде, что и их будут почитать и трепетать перед памятью. Что людоед с лошадиной мордой, что людоед с козьей мордой, что людоед с тараканьими усами — нету у них памяти, потому что память — это искренность. Пустые слова, мертвые фотографии в золоченых рамках — это не память.

Память — это комок в горле возле могилы отца или деда, матери или бабушки, неизвестного солдата или погибшего друга.

  Над землей бушуют травы, облака плывут кудрявы.  И одно — вон то, что справа, это я.  Это я. И нам не надо славы.  Мне и тем, плывущим рядом.

  Нам бы жить — и вся награда.  Но нельзя.[41]

13. Смещение

На погосте еды нашлось если и не обильно, то достаточно для того, чтобы Макс утолил гнетущее и раздражающее чувство голода, а прочие люди вновь почувствовали себя людьми. Еда была всякая, но, в основном, традиционная: пироги, печенье, рыба, черный хлеб. Очень важно, что помимо чарок с водкой довольно часто встречался чай.

Появлялись и исчезали поминаемые души. Их старались не тревожить, если те сами не выказывали желания поговорить. Лишь Муса оказался самым общительным. Да и то, верно, потому что его тело лежало в чужой для него земле, поминавшие люди, в основном, говорили ему спасибо или делились теми неприятностями, которые обрушились на их головы с тех пор, как всей страной начали вертеть бандиты.