Если бы существовал ветер, то можно было сослаться на него, донесшего до них далекие слова. Но ветра, как всегда, не было вовсе. Если бы здесь водились мыши, то можно было грешить на них. Хотя мыши, как водится, обычно кашляют. И ни одной души вокруг!
Ведите себя по-поцански! — снова прошелестел тот же голос.
Теперь сомнений не оставалось: ни ветер, ни мыши, вообще — ничто — не могло заменить специально приспособленный орган, для произнесения этих слов. Кто-то где-то шевелил ртом и при этом как-то так-то видел их.
За спиной у них на расстоянии несколько метров была все та же гора. Она уходила вниз, и она также поднималась вверх. Непонятная гора, хотя, если верить Данте, здесь вполне вероятно должно располагаться замерзшее озеро Коцит.
Макс поспешил поделиться своими познаниями с товарищем — может, он знает обо всем об этом побольше? Мортен знал, точнее — догадался.
Это не обычная гора из камня и прочего, — сказал он, кивнув назад.
Здесь встречается много необычного, — согласился Макс. — Она из золота?
Она изо льда, — ответил Мортен.
Да, это было в некотором роде странно. Лед в естественном состоянии — это вода. Температура льда всяко ниже нуля градусов по Цельсию. От него должно веять прохладой, и он, в конце концов, должен таять — климат здесь был вполне комфортный, чтобы бегать и прыгать совершенно исключая верхнюю одежду. Можно вообще голым принимать муки — не замерзнешь и не получишь насморка.
Пес его знает, что это за лед, но мы также не можем с уверенностью сказать, из чего состояла вода в озере Коцит, — попытался размышлять вслух Макс. — Во всяком случае, Данте ни о какой химической формуле и физических свойствах той воды не упоминал.
Мортен вплотную подошел к возвышавшейся над ним скале и приложил к ней ладонь.
Ну, наконец-то, — тотчас услышал он. — Так вы сможете меня услышать, и мне не придется жилы рвать, чтобы до вас докричаться.
Мортен кивнул головой Максу, и тот сделал тоже самое.
Действительно, это был лед, и под человеческой ладонью он даже оттаял: тоненькая струйка воды потекла вниз, почти сразу же вновь замерзнув. Майору было холодно все время держать руку на льду, и он отнял ее. Ну, а Мортену все было ни по чем.
Как же ты говоришь, коли вмерзший? — умные вещи не всегда — первое, что приходит на ум. Иногда выговариваются глупости, что Макс сейчас и проделал.
Но существо ответило.
Вода в любом своем состоянии остается водой. И свойство течь у нее сохраняется даже в твердом состоянии. Вот она и текла, да и сейчас течет, — доверительно, как учитель ученикам, сообщил голос. — А там, знаете ли, пузырьки, каверны. Все это собралось возле рта, то есть можно губами шевелить. Вот я и шевелю.
Макс отошел на несколько шагов назад, сколько позволял этот скальный выступ, и осмотрелся уже совсем другими глазами. Действительно, вся гора была ледяной. Будто гигантский всплеск, мгновенно замерзший. Словно гигантский торос на озере. Хотя те возникают из-за подвижек льда, наслоения друг на друга. Тогда эта гора была ничем иным, как перевернутая сосулька в лучшем проявлении гигантомании.
Внутри всего этого сталактита действительно что-то было — что-то лучезарное, то есть, испускающее свет.
Макс почувствовал, как дрожь пробрала все его естество.
По версии Данте некий падший ангел был навечно вморожен во льды озера Коцит. Но это вовсе не означает, что озеро при этом должно оставаться плоским, как блин.
Ангел потому и падший, что упал. Свалился с неба прямо в воду. Вода вздыбилась гигантской волной, внутрь которой этот ангел и угодил. Понятие времени здесь отсутствует, значит, им можно пренебречь. Озеро, полностью вышедшее из берегов, достигло апогея, то есть самой верхней точки этого проклятого места, да и застыло.
Получилась гора. Ну, а озеро уже не получается. А внутри горы, словно комар ледникового периода в куске янтаря, навеки увяз — кто?
Приветствую тебя, Лучезарный! — сказал Макс, преклонив колено. Ничего другого он придумать не мог.
Мортен очень удивился. Трепет человеческого голоса был воспринят им двояко. Сначала было изумление — уж не потерял ли Макс остатки своего рассудка? Потом он понял, что майор чертовски сильно испугался. А потом ему пришло, что называется, озарение, и он испугался сам.
Люцифер! — сказал Мортен и тоже встал на колено.
В принципе, ничего зазорного в преклонении перед древнейшим из древних нет. Это не движение кретинов, которые удумали унижать себя перед всякими разными незнакомыми неграми только потому, что те негры[54]
.Привет, привет, — прошелестел голос изо льда.
А тебя пытаются найти, — протянул Мортен. — Да безуспешно как-то.
Просто потому, что ищущих с каждой эпохой становится все меньше и меньше, — ответил Люцифер. — Так же, как и поиски Создателя.
Как учили любые церковники, Люцифер — это грех гордыни, самый противный из всех существующих грехов. Ангел, наделенный лучезарной красотой и могуществом, возгордился и захотел большего. Ну, он и пал. Красота его превратилась в уродство, ангельская сущность обернулось дьявольским коварством.