Война мёртвых

Бес отчаянно замахал крыльями, присовокупив к этому еще и энергичные плавательные движения руками и ногами.

Охвен не отпускал финна, возможность видеть Мортена пропала полностью. Илейка отчаянно держался за ногу Тойво и молился, чтобы та не оторвалась. Их втроем бросало из стороны в сторону. Мимо иной раз пролетали души с открытыми в крике ртами, но быстро исчезали в багровом сгустке пространства, который наполнил собой всю атмосферу.

Ропот врезался в Макса ровно тогда, когда под ним пролетали безутешный Мортен и ость. Майор получил изрядный по силе импульс и состыковался с остью в тот же момент, когда молодой викинг ухватился за ее конец.

Душа, человек и оружие сообща набрали огромную скорость и улетели в пурпурный кисель. Ропот, хохоча и ругаясь самыми последними словами, отлетел в противоположном направлении.

Единая Россия! — вскричал он.

Шутка. Он проорал то же слово, касательное черной кошки, джентльмена и черной комнаты.

Вскоре Ропот потерялся из виду.

Реальность, если таковая и была здесь когда-то, перестала существовать. Мортен держался за ость. Он был уверен, что Макс занимается тем же самым. Прочее не было доступно ни одному из органов чувств человека и души.

Лишь один раз им довелось увидеть нечто, напоминающее человеческий череп гигантского размера с шевелящимися щупальцами, проросшими через его верхнюю часть. Череп щелкал нижней челюстью, словно бы смеясь. Но и Макс, и Охвен, и даже ость могли поклясться, что к смеху эти движения не имели ничего общего. «Единая Россия!» щелкали кости. Тьфу ты, привязалось — неизвестно что выдавала голова на самом деле. Что-то такое же подлое и нехорошее.

Череп заволокло багровым туманом, время, как замерло, так и не спешило идти ни вперед, ни назад. Макс понимал, что нельзя в таком состоянии терять концентрацию. В противном случае можно отпустить ость и вместе с ней и Мортена. Оставалось только надеяться, что молодой викинг тоже не пустит ситуацию на самотек.

Але! Мортен! — позвал майор.

Але, — ответил тот. — Слушаю.

Телефонная связь, право слово. Ну, хоть что-то осталось.

Если мы упадем, то разобьемся? — спросил Макс, с удивлением подумав, что такие слова более присущи кисельным барышням.

Всенепременно, — ответил Мортен.

Разбиваться не хотелось. Это не то место, где можно позволить себе вот так бездарно умереть. Он сорвал с себя повязку и отпустил ее. Та камнем ухнула куда-то вбок, мгновенно пропав из виду, будто сила гравитации существовала только для нее. Странно это как-то.

У меня часть одежды упала, — сказал Макс.

Так ты теперь голый летаешь? — живо откликнулся Мортен.

Дело было не в том, в каком виде он сейчас находится. Дело было в том, что ость — и ничто иное — поддерживает их от падения со скоростью ускорения свободного падения и силой равной эмже-квадрат.

Почему ость нас держит? — спросил майор.

Потому что она от древнего и повинуется древним законам, — ответил Мортен.

А кто за этими древними законами стоит?

Как это — кто? — искренне удивился молодой викинг. — Люцифер.

Вероятно, древние законы — это те, которые древними исполнялись. Велиал, если верить бесам, был пережитком прошлого. Люцифер — пропал. Да и Господь — тоже пропал. Древность вряд ли можно назвать отсталой. Они знали гораздо больше, чем мы сейчас вместе со всякой наукой и техникой. Совесть была самым главным древним ориентиром. Соответственно, и законы под совесть подстраивались, как физические, так и нравственные. Теперь от той физики остались лишь постоянная Планка, число Пи, да таблицы Брадиса. Физики, как и математики подгоняют все под свою релятивистскую теорию. Но ведь так было не всегда!

Слушай, а почему среди черных и кающихся ни разу не встречались ни один араб, ни один негр и даже ни один китаец? — этот вопрос, оказывается, у Макса был всегда. Просто самое удобное место его задать — это багровое ничто.

Да потому что нет их здесь, — ответил невидимый Мортен. — Им воздается по их вере. Их сотворил какой-то свой бог. Мы и не сосуществовали никогда вместе. Мы не пересекались. Мы довольствовались каждые своим местом под Солнцем.

Ага, вот бы тебя послушали те, кто сейчас плещутся в одном из чанов с дерьмом, когда они еще придумывали свой обобщенный примитивный мирок, называемый цивилизованной Европой и не менее цивилизованной Америкой.

У человека можно отнять веру, но души его лишить невозможно в принципе, — добавил Мортен. — Душу в нас вдохнул Господь. Вот и собрались здесь те, кто несет в себе эту частичку его Откровения.

Это было похоже на правду. Это было похоже на истину. Сколько бы ни доводилось ему по служебным надобностям в той далекой и бессовестной эпохе пересекаться с чученами, таджиками или вновь заполонившими пригороды китайцами, а всегда чувствовалось — они другие, и их, черт возьми, ни хрена не понять.

Макс верил в то, что сказал ему молодой викинг, который за всю свою короткую жизнь ни разу не общался ни с азиатами, ни с неграми, ни с арабами. Мортен владел космическими знаниями. А ему, смертному, оставалось лишь верить в них, либо…