— Я понял. — В переводе на английский это означало «я, наверное, сделаю то, что вам не понравится». Что же, подумал Базик, Томас Торн наконец, поступил как настоящий президент. — Я сообщу, когда он прибудет.
— Тут все так красиво и организовано, — с улыбкой сказал посетитель. — Я не очень наследил?
Президент Томас Торн посмотрел на него со смесью опасения и раздражения. Они расположились в кабинете президента в жилой части Белого дома, подальше от любопытствующих из средств массовой информации. Но этот джентльмен был для него противником. У Торна было ощущение, что он находился в процессе заключения сделки с дьяволом и ему это не нравилось.
— Давайте приступим, верно? — Приглашающе спросил он.
— Как скажете, — ответил бывший президент США Кевин Мартиндэйл, завершив рассеянный обход кабинета и заняв предложенное ему кресло. Потеряв Белой Дом на последних выборах, Мартиндэйл весьма сильно похудел и отрастил длинные волосы. Они струились, как и прежде, с «мечтой фотографа» — двумя седыми прядями, норовившими упасть на лоб от порыва злости или резкого движения — но теперь почти столь же седой стала и вся его шевелюра. Также он носил короткую, тонкую, и такую же седую бороду.
— Сменили имидж, да? — Спросил Торн.
— Я теперь не появляюсь на публике каждый день, — ответил Мартиндэйл. Он посмотрел на президента на половину с усмешкой, наполовину обвинительно. — Как и вы.
— Наверное, это вам нравилось выступать, — предположил Торн.
— Мы оба дети шестидесятых, Том, — сказал Мартиндэйл. — И потому выросли на идее, что хорошо быть разными и следовать зову сердца вместо того, чтобы делать так, как нам говорят другие.
— Верно, — это были чертовские необычный взгляд на Кевина Мартиндэйла, подумал Торн. Его образу это не соответствовало вообще. Мартиндэйл был профессиональным политиком и, с тех пор, как ворвался на политическую арену почти двадцать лет назад, всегда создавал себе имидж хорошо подкованного, опытного и умного «своего человека».
Особенно для бывшего морского пехотинца, отслужившего четыре года, включая две командировки во Вьетнам, генерального прокурора, сенатора, немного министра обороны, вице-президента, частного лица, а затем президента.
— И снова обычного человека, — добавил Мартиндэйл. Его не впечатлило, что Торн знал многое о его биографии — он пробыл в Вашингтоне достаточно долго, и сделал многое, чтобы получить какое-то место в учебниках истории. Но я подумал, что все эти годы выглядел слишком строго и воспитанно, и пришло время что-то поменять. — Торн не ответил и он продолжил. — Поговорим о вашем великом перевоплощении из Рэмбо в Мистера Роджерса[101]
, из воина в кисейную барышню? Посмотрим, кто такой настоящий Томас Натаниэль Торн? Зачем вы вызвали меня?— Я слышал, вы вербуете людей.
— Да?
— В частности бывших и отставных военных, в особенности летчиков и спецназовцев.
— Интересно, — сказал Мартиндэйл. Его источники сообщили бы ему, если бы американские либо иностранные спецслужбы следили за ним, но пока такой информации не было. Торн мог догадаться — а может и нет. — Что еще вы слышали?
— Что эти ребята приняли ваше предложение.
Мартиндэйл пожал плечами и ничего не сказал.
— Мне бы просто хотелось узнать, что у вам там происходит.
— С каких это пор, Торн? — Ответил Мартиндэйл. — С каких это пор я забочу вас? С каких пор вас заботит кто-то или что-то?
— Прошу прощения? — Он что, пытался спровоцировать меня, подумал Торн? Как такой седой человек мог вести себя настолько по-детски?
— Традиции, уважение, наследие, честь — ничего из этого для вас не имеет значения, — продолжил Мартиндэйл. — В противном случае вы бы выступили на церемонии инаугурации, а также обратились бы к Конгрессу с ежегодным посланием, в котором изложили бы собственное видение будущего нашей страны. — Торн собирался что-то сказать, но Мартиндэйл прервал его, подняв руку. — Так, я уже слышал. Конституция этого не требует. Правда, Соединенные Штаты и американский народ это нечто гораздо большее, чем Конституция.
— Я прекрасно знаю, что есть наша страна, господин президент, — ответил Торн, — И я знаю, что Соединенные Штаты определяются Конституцией и своими законами. И я был избран потому, что верил, что американский народ считает так же.
— Вы были избраны потому, что я и демократы были слишком заняты грызней друг с другом, и не заметили, как вы подкрались сзади.
— Это одна причина, — сказал Торн. — Вас уничтожили военные вопросы, в особенности удары по Тайваню, Гуаму и «Индепенденсу»[102]
. — Мартиндэйл нахмурился. — Скажите, господин президент, почему вы не стали мстить?