Воитель

Он не мог этого допустить. Он был создан для войны, и предстоящая битва была праведной. Он не мог отказаться от своего долга и чести ради девушки, свернувшейся калачиком в его объятиях. Он даже удивился, что ему этого хочется.

Но всё в ней удивляло его, особенно его реакция на неё. Она была воином, как и он, но она казалась хрупкой, лёжа в его объятиях, а он был полон потребности защитить её. Что было смешно — она могла превратить в фарш любого, кто приблизится к ней, за единственным исключением его самого. Он всё ещё восхищался дверцей холодильника, которую она оторвала. Никогда в жизни он не был так возбуждён.

Но приближался рассвет, и судьба предъявляла свои требования. Приближалась война, и он должен был возглавить её. Пора было уходить.

* * *

ОН РАЗБУДИЛ МЕНЯ НЕЖНЕЙШИМ ПОЦЕЛУЕМ В ВИСОК и, склонив губы к моему уху, прошептал:

— Нам пора идти.

И если он и испытывал какое-то нежелание, когда отстранился от меня, я этого не почувствовала.

Моё тело болело в тех местах, о существовании которых я и не подозревала. Грудь была до боли чувствительной, а бёдра всё ещё дрожали.

Почему-то у меня болели плечи и руки, а потом я вспомнила почему. В слепой ярости я сорвала дверцу холодильника с петель. И теперь вспомнив об этом, меня это и шокировало, и впечатлило одновременно. Я редко теряла самообладание и не была в такой ярости с тех пор, как узнала, что Йохан предал меня.

Я была сильнее, чем в восемнадцать. Мне было с кем бороться, и эта мысль показалась мне удивительно успокаивающей.

Михаил вернулся в комнату, голый, и я резко отвела взгляд от его талии. Он был достаточно соблазнительно красив, ангел-суккуб, и я не нуждалась в дальнейшем искушении.

— У тебя вполне достаточно времени, чтобы привести себя в порядок, — его голос был холодным и деловым, как будто мы провели ночь, играя в шашки, и робкая улыбка на моём лице умерла, не успев зародиться. — Если хочешь умыться, лучше поторопись.

Он начал натягивать одежду, собираясь как спецназовец, я не могла этого не заметить. Чёрт возьми. Он задавал тон всему дню, но я тоже могла играть.

— Дай мне пятнадцать минут, и я буду готова.

Я не хотела вставать с кровати перед ним. После прошлой ночи я думала, что мне будет вполне комфортно с обнажённой натурой, но, очевидно, я ошибалась.

— Уложись в десять, или я вытащу твою задницу голой, — сказал он.

По гроб жизни нежный любовник.

«Придурок», — подумала я, садясь и лишь слегка поморщившись, поднимая простыню.

— Тогда выйди и позволь мне подготовиться самостоятельно.

Мне следовало бы знать, что я играю с огнём. Он долго смотрел на меня, потом пересёк комнату, выдернул простыню из моих рук и подхватил меня на руки. Не обращая внимания на мои яростные удары, он занёс меня в эту зловещую розовую ванную. Он бросил меня ногами вперед в ванну, включил воду и ушёл.

Первое прикосновение было ледяным, и, вскрикнув, я потянулась к ручкам. Как я обнаружила ранее, душ здесь был убогим, горячие и холодные краны разделены, и не было никакой возможности регулировать воду должным образом. Вода была либо холодной, либо обжигающей, и я начала верить, что это всё-таки ад.

Я начала быстро мыться. Когда выйду из ванны, я буду обновлена, словно грифельная доска, вытертая начисто. Михаил хотел вести себя так, будто ничего не случилось, и меня это вполне устраивало. Я могла не обращать внимания на то, как напрягалось моё тело, когда я думала о нём. Я могла контролировать то, как сама моя кровь, казалось, взывала к нему. Я могла контролировать свой характер, контролировать свою потребность.

Вот его только я никак не могла контролировать.

Татуировка всё ещё была на моём бедре, разобрать символы было невозможно. Я уставилась на неё, что же она значит? Почему она осталась? Я не могла спросить Михаила. Чтобы показать ему татуировку, мне придётся спустить штаны, а мне меньше всего этого хотелось. Исчезли и нежный любовник тёмных часов, и требовательный на кухне. Мы вернулись на исходную позицию.

— Время вышло.

Запертые двери не собирались останавливать Его Подлую Святость. Он распахнул дверь, когда я ещё одевалась. Я уже собралась зарычать на него, когда увидела, что в другой руке он держит пару простых белых кроссовок. За обувь я готова был простить всё, что угодно.

Я выхватила их у него.

— Носки? — спросила я, пытаясь скрыть свою благодарность.

— Обойдёмся без них.

Я поплелась за ним, прыгая то на одной ноге, то на другой, натягивая кроссовки. Конечно же, они подошли. Я последовала за ним на ослепительный солнечный свет, заливающий яркие, красочные пригородные лужайки и дома. «Ад», — напомнила я себе. Но в этом доме, в течение нескольких коротких часов, казалось, я побывала в раю.

Он шёл впереди, видимо, чтобы не разговаривать со мной. Я тоже не знала, было ли мне что сказать ему.

Мы миновали больше дюжины на вид брошенных машин, припаркованных на подъездных дорожках.

— Разве мы не собираемся украсть одну из них? — умудрилась спросить я, догоняя его.

— Они не работают, — коротко сказал он.

— Откуда ты знаешь?