Волчанский крест

На полу громоздились груды мусора и обвалившейся штукатурки, перемешанной с жалкими, трухлявыми остатками церковной утвари, однако сам пол уцелел — каменный, шероховатый, а вовсе не малахитовый, как уже успел нафантазировать себе Сиверов. Впрочем, окажись пол малахитовым, его бы здесь точно не осталось. Как ни крути, а малахит — минерал дорогой, царский, и, не найдя здесь иных сокровищ, генерал-майор Рыльцев со своим пехотным батальоном наверняка не поленился бы разобрать пол, а заодно демонтировать колонны и прочие архитектурные изыски, сработанные из этого ценного камня. Да и к чему, собственно, старейшине рода Демидовых, Ивану Акимовичу, было выбрасывать на ветер такие бешеные деньги, отделывая храм затерянного в этой глуши монастыря малахитом?

Глеб прошелся по церкви, привычно отмечая следы тщательного обыска, такие глубокие и основательные, что сохранялись без малого полтора века. Генерал Рыльцев со своими пехотинцами не просто осмотрел храм: тут хорошенько поработали ломами, ища, по всей видимости, замурованные ниши, потайные ходы. Ничего такого они тут не нашли, и неглубокие зазубрины на прочном камне, казалось, до сих пор помнили сыплющие богохульными проклятиями голоса.

Увидел Глеб и фрески — вернее, то немногое, что от них осталось. Полтора века запустения, полторы сотни зим и лет с перепадами температуры, с сыростью и сквозняками сделали свое дело — штукатурка осыпалась почти вся, и реставрировать тут, на взгляд Глеба, было уже нечего. Вообще, церковь, как и весь монастырь, выглядела как гиблое место, в котором совершенно нечего делать. Руины эти, как и любые другие, имели романтический вид только издалека. Глеб давно ушел бы отсюда, если бы не десятки смертей, связанные с этим скучным местом. Эти сырые, разрушающиеся, как остатки гнилых зубов, развалины хранили в себе какую-то тайну, и кто-то прилагал неимоверные, воистину нечеловеческие усилия, чтобы не пускать сюда посторонних.

Потом он наткнулся на лестницу, ведущую вниз, в усыпальницу. Сиверов почесал в затылке: вообще-то, подземные усыпальницы больше характерны для католических храмов, православные на такие изыски обычно не тратились. Однако для чего еще могла понадобиться лестница в алтарной части храма — не потайная, а широкая, почти роскошная, с пологими, тщательно обработанными ступенями и стенами, выложенными красным, когда-то старательно оштукатуренным кирпичом?

— Сера теория, мой друг, но древо жизни вечно зеленеет, — пробормотал Глеб и стал спускаться вниз.

Цитата из Гёте означала, что строить предположения можно до бесконечности, и притом безо всякого толку — лучше просто пойти и взглянуть.

Внизу дневного света не было совсем, и Сиверов, убрав в карман темные очки, включил фонарь. Да, это была именно усыпальница — просторная, рассчитанная, по всей видимости, на то, что в ней будут веками хоронить людей, прославивших свои имена неустанным служением Господу, ну и, разумеется, монастырю. Могил, однако, в ней было только три — три серых каменных параллелепипеда, не украшенных ничем, кроме выбитых на крышках крестов и имен тех, кто здесь покоился. Луч фонарика скользнул по высеченным буквам — Демидов Аким Павлович, Демидов Павел Иванович, Демидов Иван Акимович, даты рождения и смерти, пара немудреных завитушек для пущей красоты, и все. Никаких эпитафий, никаких «Покойся с миром» — только кресты, имена и цифры.

— Вот вы где, господа оборотни, — негромко произнес Глеб, обращаясь к могилам. — А старик-то был прав, — добавил он, имея в виду Иннокентия Павловича Горечаева. — Умерли и похоронены. А мертвые, как известно, не ходят. Если только отец Митрофан на старости лет не ударился в некромантию и не научился оживлять покойников.

Глеб подумал, что если первый и последний настоятель монастыря действительно этому научился, то освоил он данное сложное искусство из рук вон плохо. Лучше бы совсем не брался, чем выдавать на-гора такие, с позволения сказать, результаты. Ведь это даже не зомби, это монстры какие-то!

— Что ж ты, Иван Акимович, — сказал Сиверов негромко, обращаясь к могиле самого старшего из Демидовых, — неужто не можешь потомков своих приструнить? Будто не видишь, что они тут вытворяют. А может, ты с ними заодно?

Потом ему пришло в голову, что чрезмерное увлечение легендами до добра не доводит. Взять хотя бы педагогический коллектив Волчанской общеобразовательной школы. Сначала физик погнался за химерой в образе снежного человека и сгинул без следа, а потом и директор школы, обожавший рассказывать байки, в которых едва ли половина была правдой, договорился до того, что персонажи его рассказов явились к нему домой посреди ночи и утащили в лес. Вот уж действительно, придет серенький волчок и ухватит за бочок! Короче, не ложися на краю.

Он зачем-то толкнул крышку, под которой, если верить надписи, покоился Аким Демидов. Глеб и сам не знал, зачем это сделал. Уж не затем ли, чтобы проверить, на месте несостоявшийся наследник демидовских капиталов или все-таки бродит по лесу, подстерегая неосторожных путников?