Тогда, семь лет назад, город Дмитров не то чтобы стал хиреть, но начал как будто съеживаться. А все потому, что до самого последнего времени обходила его сторонними путями железная дорога. А, как известно, коли нет транспортных путей, нет и прибыли торговцам и ремесленникам, составляющим костяк города Дмитрова. Населения и так было кот наплакал, а тут еще многие разъезжаться стали. Кто в Первопрестольную подался, кто на Рязанщину, а кто еще куда подалее. А ведь Дмитров почти такой же старинный город, как Москва. И основатель у Дмитрова тот же самый, что и у Москвы – князь Юрий Долгорукий. Заложил он на берегу реки Яхромы город Дмитров всего-то через семь годочков после основания Москвы и недалече от нее, без малого в шестидесяти верстах. Случилось это в 1154 году, том самом, когда родился у князя Юрия сын, нареченный Дмитрием. Слава богу, в 1900 году открыто было железнодорожное движение до станции Савелово. А поскольку город Дмитров на полпути от Москвы до Савелова стоит, «железка» и его захватила. Иначе превратился бы древний город в полуразрушенное село, как с иными старинными русскими городами уже бывало, что крайне печально и в уныние возводит наитягчайшее…
И все же далеко было городу Дмитрову до Москвы. Как коллежскому советнику до действительного тайного советника: расстояние – пропасть. А своеобразной визитной карточкой города был стишок, вернее, содержание стишка, сочиненного двадцатилетним поэтом Левой Зиловым, уроженцем Дмитровского уезда…
Пять тысяч жителей, шесть винных лавок;
Шинки везде. Трактир – второй разряд;
Завод колбас, к которым нужен навык;
Завод литья да кузниц длинный ряд.
Но слава города и смысл его – баранки!
Нигде решительно таких баранок нет.
Они разделены на вкусовые ранги,
И их рецепт – таинственный секрет…
Это была правда. Насчет питейных домов, шинков и трактиров. А еще было в Дмитрове десять церквей и Борисоглебский монастырь, построенный невесть когда, поскольку в летописях имеется упоминание о нем, датированное четырнадцатым веком. Монастырь прикрывал подступы к городу со стороны дороги от Троице-Сергиевского монастыря и, судя по всему, строился московскими зодчими, возводившими церкви и монастыри в самой Первопрестольной Москве.
И насчет удивительно вкуснейших баранок – тоже правда. Когда город Дмитров осчастливил своим посещением в 1858 году государь император Александр Николаевич, то вместе с традиционным хлебом-солью преподнесли ему при встрече печатный пряник и баранки. Откусив от баранки кусочек, государь сделал удивленное лицо, потом откусил еще и еще. Скушав всю баранку, он приступил к прянику. И баранка, и пряник показались императору Александру настолько вкусными и так подняли его настроение, что он изволил находиться в отличнейшем расположение духа во все время пребывания в городе…
Судебного следователя по наиважнейшим делам, коллежского советника Ивана Федоровича Воловцова никто не встречал. Ни баранками с пряниками, ни тем более хлебом-солью. В числе пятерых граждан, сошедших с поезда на Дмитровском вокзале, Иван Федорович дошел до вокзальной площади, где стояли несколько извозчиков, сел в видавшую виды пролетку и велел везти его до полицейской управы.
– Из Москвы? – хмуро спросил возница.
– Из нее, – ответил Воловцов, на чем общение между извозчиком и клиентом благополучно закончилось.
Когда прибыли в Дмитровский кремль, где находились все присутственные места, полицейская управа и, аккурат напротив нее, в глубине двора – тюрьма, возница запросил рубль.
– Это что ж такая дорогая такса у вас, милейший? – недовольно поинтересовался Иван Федорович. – Ехали-то всего ничего.
– Так ведь вы из Москвы, – резонно заметил возница. – Выходит, марку будете держать и жаться насчет денег не станете. А так, для остальных, такса у нас – пятнадцать копеек.
– Логика у тебя – железная, – резюмировал Воловцов и отдал вознице рубль. После чего поднялся по каменным ступеням крыльца и открыл тяжелую дубовую дверь…
Полицейская управа располагалась на втором этаже. Иван Федорович прямиком направился к начальнику управы, представился секретарю и уже через полминуты сидел в кресле напротив стола надворного советника Панкратия Самсоновича Разумовского, начальника Дмитровской полиции. Был Панкратий Самсонович на вид еще крепок, хотя, пожалуй, годков с десяток ему надлежало уже пребывать на пенсии и нянчить внуков, ежели не правнуков.
– Чего? – переспросил он, когда Воловцов назвал себя и сообщил о цели своего визита.
– Я – судебный следователь Воловцов, – повысил голос Иван Федорович. – Прибыл к вам из Москвы…
– Да не шепчите вы, говорите громче! – потребовал Панкратий Самсонович, приложив к уху ладонь, сложенную воронкой.