Волчья каторга

– Что ж, барышни. Получается несколько иначе, нежели было мною задумано. Ничего не попишешь, обстоятельства диктуют, как говорит мой хороший знакомый Марк. Так вот, слушайте обе: мы трое – совершенно незнакомые друг с другом люди. Вы меня никогда не видели. Более того, я никогда не останавливался в ваших меблирашках. Иначе вас привлекут за соучастие и, как пить дать, посадят!

– За какое соучастие? – не поняла Кира.

– За соучастие в краже или ограблении, не знаю уж, как получится, – ухмыльнулся Георгий. – И вы пойдете под суд, а потом вас посадят в тюрьму. Вы хотите в тюрьму?

Сестры молчали.

– Вы хотите в тюрьму? – жестче спросил Георгий.

– Нет, – ответила Кира, в глазах которой явно читалось восхищение мужчиной, что был рядом с ними.

– Я тоже не хочу в тюрьму, – произнесла Глаша, не отводя острого взгляда от сестры.

– Стало быть, мы договорились, – удовлетворенно произнес Георгий. – Вы делаете свое дело, а я – свое. Мы не мешаем друг другу, а когда все будет закончено, я уйду. И мы все останемся при своих… Договорились?

– Да, – без тени сомнения ответила Кира.

– Да, – повторила за ней Глаша, обеспокоенная тем, что увидела в глазах Киры, когда та смотрела на Георгия.

– Ты как-то неуверенно сказала, – задержал свой взгляд на Глаше Георгий. – Что, какие-то сомнения?

– Нет… никаких сомнений, – перевела свой взор на Георгия старшая Малышева.

– Вот и ладненько, – констатировал Георгий. – Тогда, барышни, я вынужден откланяться. Адью…

А эта младшенькая явно запала на него. Бери – не хочу. Поглядим, как далее с этой гагарочкой поступить… Сперва надо дело сделать и следы замести. А ведь, выходит, правду тогда, в детстве еще, цыганка ему сказала, что бабы к нему сами липнуть будут. И с картами тоже оказалась права: сколь ни садился играть – и в остроге, и на каторге, и на воле, – все время проигрывал. Ну, не идет к нему козырная карта, хоть ты тресни!

Что же эти купцы от Стасько так долго не выходят? Эдак, можно и до утра прождать. А утром раненько надо уже делать ноги отсюда, покуда шухер не поднялся. Чтобы хоть какое-то время в запасе было. Фараоны, и верно, как легавые: только по свежему следу ловить горазды. А коль след старый да затертый, так им уже жарко[78] деется…

Несколько раз Георгий не выдерживал: выходил из своего номера, но с опаской, чтобы его никто не срисовал, и проходил мимо двери в комнату Стасько, замедляя шаг. Из комнаты слышались голоса: то Стасько соловьем расхваливал свой товар, то купцы сдержанно торговались насчет цены. Голоса слышались из-за двери достаточно явственно, чтобы разобрать отдельные слова и понять тему разговора. И это Георгий для себя отметил…

Когда часы пробили одиннадцать ударов, он постучал в номер Стасько. Тот открыл и увидел приличного господина, которого уже видел как-то мельком и который, кажется, тоже был постояльцем меблированных комнат Глафиры Малышевой.

– Прошу прощения, сударь, за столь поздний визит, – вежливо проговорил господин. – Я постоялец из второго нумера, сосед ваш, так сказать. Прослышал, что вы часами и принадлежностями всякими к ним торгуете. Не позволите ли посмотреть на ваш товар? Меня интересуют брелоки и цепочки…

– Да ради бога, – раскрыл перед гостем двери Стасько. – Проходите и смотрите себе.

– Вы, я вижу, не один, – немного стушевался Георгий. – Мое присутствие, верно, вас стеснит…

– Ничуть не стеснит, – улыбнулся Стасько, который после месячного ничегонеделания был рад любому потенциальному покупателю, – заходите и располагайтесь…

Георгий зашел, огляделся, присел к тумбочке, на которой как раз были разложены горкой цепочки и брелоки, и принялся разбирать их и осматривать.

Во все время разговора Стасько с купцами Георгий обдумывал, как он проделает задуманное… Вот купцы уходят, и они остаются одни. Георгий оглушает Стасько, тот теряет сознание, он забирает самые дорогие часы, деньги и уходит. Но… Стасько очухивается, поднимает тревогу. Набегают фараоны, на него, Георгия, объявляется охота, и его берут прямо на станции. Нет… Такое уже было и закончилось весьма скверно. Нужно, чтобы шухер поднялся как можно позже, когда он будет уже далеко отсюда, а лучше – уже в Москве. И ищи потом ветра в поле… Стало быть, надо затемнить Стасько на «глухую». И обставить все так, будто он спит. После чего немедля сваливать отсюда втихую со сламом…

Георгий сидел в сторонке, в разговор не встревал, да, собственно, на него никто не обращал внимания. Верно, забыли даже, что он есть. Так он и просидел едва ли не до трех часов пополуночи, когда купцы, распрощавшись с коммивояжером и пообещав прислать днем своих приказчиков, дабы они забрали отобранные часы, вышли вместе из номера.

– Что ж, мне тоже пора, – поглядывая на две горки отобранных купцами золотых часов, произнес Георгий. – Засиделся я у вас… Спасибо, что не прогнали меня, – улыбнулся он.

– Да что вы, как можно? – улыбнулся в ответ Стасько. – Вы себе подобрали что-нибудь? – спросил он, провожая гостя до дверей.

– Да, подобрал, – ответил Георгий.